– Только догадывалась… – она не стала верещать и прыгать к нему на шею, только в глубине глаз снова появился мерцающий, нестойкий огонек, но Дима надеялся, что пройдет время и Лиля окончательно забудет и про плен и про тоску, а это окупит все.
Уже далеко за полночь, когда они лежали в постели, и Лиля целовала его, прикрыв глаза, сосредоточенно и нежно, Дима, проводя рукой по ее спине, спросил:
– Ты станешь моей женой?
– Да, – ответила она между поцелуями…
45
Погода за окном как нельзя лучше соответствовала его настроению и последним новостям, принесенным Алиной. Фил смотрел за окно, тер подбородок и вместо того, чтобы злиться и, исходя ядом, срывать свою злобу на первом попавшемся под руку – да хоть на Алине, лениво размышлял о том, что сегодня было лень бриться, и сейчас он наверное напоминает непонятно кого.
– Повтори еще раз, – вяло попросил он Алину.
– Я не помню дословно! Я не записывала!
Фил удивленно вскинул бровь.
– Да ну! А я думал, ты с диктофоном шастаешь к Андрюше, чтобы его в случае чего можно было прижать. Нет?
– Я уйду.
– Алина, – он устало подпер голову рукой, – просто повтори, по возможности – близко к исходнику, и все.
– Хорошо, – Алина резко отодвинула от себя тарелку с салатом, к которому даже не притронулась. – Я подошла к кабинету Андрея. Там он ругался с братом… Дима сказал, что поглощать твою фирму, делать ее частью «Пирамиды» – большой риск и вообще все планировалось иначе, а Андрей его послал, сказал, что это его заботы. Все.
– Все, – повторил задумчиво Фил.
– Я пойду, – Алина встала.
– Постой. Сядь.
– Я тороплюсь…
– Еще пару слов.
Алина села, но сразу же посмотрела на часы, поджала обиженно губы.
– Ты странно выглядишь... – Фил рассматривал ее с брезгливым интересом.
– Ты остановил меня, чтобы сказать эту чушь?
– Нет… Я хотел узнать, с чего вдруг ты решила осчастливить меня информацией? Неделю, я правильно понял? Неделю ты молчала, а тут вдруг… Что случилось?
– Тебя это не касается.
– Ошибаешься! Очень даже касается. Твое настроение, что флюгер: изменится завтра, и ты побежишь к Андрею каяться в грехах...
– Не побегу, – прошипела Алина зло, – единственное, о чем я мечтаю, это забыть о нем как можно скорее.
– Рад был бы тебе поверить, но прости – не могу. В твоих поступках в последнее время мало логики... Ты же умная женщина, Алина…
– Боже, что случилось? Я дождалась от тебя комплимента своему уму? – всплеснула руками Алина. – Повторяю, я никому не собираюсь признаваться в том, что рассказала тебе что-то. Не беспокойся, я первая не заинтересована в этом.
– Хорошо, ты меня радуешь невозможно. Но на всякий случай, учти… – Фил наклонился к ней поближе, – я тебе шею сверну, если ты решишь перебежать на сторону Гриневых. Сам. Ясно?
– Я тебя не боюсь, Фил, – с неприязнью ответила Алина.
– И не надо. Просто не ссорься со мной.
– Пошел ты...
Она ушла, не замечая взглядов посетителей этой маленькой затрапезной забегаловки, обращенных на нее.
«Забавно мы тут выглядим, – думал Фил, подозрительно принюхиваясь к жидкости, налитой в бокал, – как павлины среди кур…»
Встречу назначила Алина, и Филу пришлось потратить немало времени, отыскивая это заведение, гордо именуемое рестораном. Алина уже ждала его, нетерпеливо постукивая телефоном по столу, застеленному прожженной в нескольких местах клетчатой скатертью. Пока Фил заказывал самый дорогой из имеющихся виски и упражнялся в остроумии на тему шпионских игр, Алина разглядывала его исподлобья и этот взгляд, чуть насмешливый и... неприятный, заставил его замолчать, смести с лица улыбку и поинтересоваться, что такого важного готова сообщить Алина. Она стала рассказывать, и теперь он рассматривал ее: Алина вела себя странно, была неспокойной, дерганной, суетливой, не похожей на ту женщину, которую он когда-то знал. Серые светлые глаза казались почти черными из-за расширившихся, ненормально огромных зрачков. Вряд ли то, что сейчас она заложила своего бывшего жениха, так сказалось на ней, вряд ли у нее проснулась совесть, в наличии которой у людей Фил вообще очень сомневался… И во время разговора она то и дело открывала и закрывала свою сумку. Может она врала и весь этот разговор – бездарно сыгранный ею фарс? Иначе чем объяснить ее состояние?