– А что такое? – Алексей явно нервничал, да и Матвей, энергичными кивками поддерживающий коллегу, не выглядел особенно уверенным в себе.
Неужели все же сговорились? Или у тебя, Фил, уже паранойя в последней стадии?
– Что такое? Давайте-ка вспомним, когда мы говорили с вами о повышении бдительности?
– Но, Филипп Александрович! Ничего же внештатного не происходило и мы...
– Внештатного? – Фил вскочил, обошел стол и встал за спиной у Алексея, вынуждая того неудобно выворачивать голову. – А когда случится внештатное, будет, дорогой мой Алексей, поздно!
– Но…
– Молчать! Я вам говорил, чтобы вы были предельны внимательны. Говорил?! – заорал он.
– Да, говорили, – Матвей опять поправил очки, – но все же в порядке, пока.
– Вот именно – пока. И мне интересно, вы совсем идиоты или вы меня продаете оптом и в розницу?
– Филипп Александрович, как вы можете! – запротестовал Алексей.
– Значит так, – Фил нетерпеливо отмахнулся от него. – Вы сейчас принесете мне все отчеты, все документы, все до последней бумажки первички, и мы будем сидеть тут до утра, до следующей недели, сколько понадобится. Будем сидеть и будем разбираться, что случилось за последний месяц и в каком дерьме мы оказались.
– Мы можем узнать, что за информацию вы получили? – уже вставая, уточнил Матвей.
– Нет! – отрезал Фил.
Пока заместители таскали в кабинет папки с документами, а секретарша готовила кофе, Фил, раскурив сигару и положив ноги на стол, развалился в кресле. Он выглядел обманчиво спокойным и расслабленным, но он ни на секунду не переставал обдумывать сложившееся положение.
Наконец все, что нужно, было принесено, Матвей удобно расположился со своим верным ноутбуком, а Алексей снял галстук и пиджак. Фил моментально преобразился: затушил сигару, снял ноги со стола, выпрямился в кресле – подтянутый, бодрый, хлесткий.
– Начнем...
Они просидели почти всю ночь и к утру уставший Матвей, стотысячный раз касаясь пальцем дужки (Филу так и хотелось вдарить его по очкам, да так, чтобы они намертво вошли в переносицу), сказал тихо:
– Филипп Александрович, тут кое-что еще...
– Что?
– Я так понимаю, вы опасаетесь, что на нашу фирму началась охота? Тогда надо бы проверить акционеров… список. Нет ли изменений… запросить реестр… ну или обзвонить всех на худой конец.
– В смысле? Никто не может продать акции без моего ведома.
– Продать – да, но подарить… тут есть лазейка в законе: дарственная может быть оформлена и без уведомления прочих акционеров, если доля небольшая и если акции не дарятся сторонним людям, – и опять палец к очкам. – Может регистрация права не прошла, но дарственная написана…
– Звони и проверяй…
– Так все спят еще…
– А мне плевать, кто спит, а кто нет! Я сказал – проверяй!!!
Матвей, испуганно кивнув, стал искать координаты акционеров.
Фил подошел к окну и тяжело оперся о подоконник. Он уже знал, предчувствовал, что ответит Матвей.
«Браво, Андрей, браво, – закрыв глаза, думал Фил. – Пока я думал, что все в моей власти, пока я жил, словно ничего и не было, ты времени не терял. Пока я думал, что у меня надежный тыл и что ты никогда не осмелишься напасть на меня первым, ты все спланировал и напал. Интересно, – Фил развернулся и сел на подоконник, – а знает ли об этом Олег? Старый лис с виду безобидный и душевный, но добродушная улыбочка скрывает стальные челюсти, способные перекусить хребет любому. Возможно, прознал, что я его облапошил в свое время и решил поквитаться? Или Андрей не стал рассказывать отцу? Как узнать? Что за игру ведут Гриневы? Кто в нее втянут? И Алина возможно только пешка». Слишком сложно, не складывается картинка, и почему-то кажется, что вокруг только враги и предатели. Друзья… да зачем они ему были? А теперь – кто его поддержит.
Фил приоткрыл окно, закашлялся, вдохнув влажный воздух, захлопнул створку, но противный холод, кажется, так и остался, пробрался под дорогущий костюм и шелковую рубашку и опутал все тело. Фил поежился: ему стало страшно, а вдруг он уже потерял «Альфу» и уже ничего не сможет сделать? Вдруг, вся последующая борьба это только жалкие трепыхания попавшейся в паутину мухи? Он быстро взял себя в руки, запретив себе думать даже о гипотетической возможности проигрыша. Нет, времени прошло – всего ничего, все еще поправимо, все…