В его квартире выяснилось, что все ее сходство с Катей было причудливой игрой светотени клуба, яркий свет же нещадно прогнал иллюзии: сейчас было трудно не заметить, что Рита старше, чуть полнее и… вульгарнее, что ли. Катя была естественной, Рита – простой до оскомины, Катя – изящной, Рита – неотесанной… список можно было продолжать до бесконечности.
Все было зря. Фил разозлился – на Риту. Зачем она заставила его на миг поверить, что он может, подменив оригинал копией, получить, урвать у судьбы свое счастье? И грубо вторгаясь в нее, зверея от того, что под ним стонет и охает другая, так похожая на Катю, но не Катя, он стремился к одному: наказать подделку, раз уж настоящая, истинная Катерина для него недоступна.
Но Рита, видимо решившая, что упускать счастливый случай в виде блистательного Фила не стоит, делала вид, что все замечательно.
Кругом одна ложь…
Он вышвырнул девушку сразу, как только она нацепила на свое бледное тельце шмотки – такую же, как и она сама, подделку под эксклюзив.
Все вокруг имитация, а он, как оказывается, привык к натуральному, к настоящему, к истинному. Ему хотелось... Стоп. Он запретил себе думать о том, что он хочет на самом деле.
Ясный ум, холодное сердце, и воспоминания – яркие ровно настолько, чтобы не причиняя боли, не позволить забыть – вот к чему надо стремиться, остальное – морок.
Работа приносила успокоение, а вечерами Фил ехал в очередной кабак, где цеплял какую-нибудь телку, строго следя за тем, чтобы она как можно меньше напоминала Катю. Но и с ними, с одноразовыми партнершами, ничего путного не получалось. После очередного сеанса секса, технически совершенного, но напрочь лишенного малейшего зачатка чувства, Фил ощущал только растущую пустоту, которую никто не мог заполнить. Чем активнее он стремился в толпу, чем больше общался, тем ощутимее становился холод одиночества, и он не знал, что с этим можно поделать. Он всегда был уверен, что проживет одиночкой, что необременительных знакомств и якобы-дружбы – вполне достаточно. Его потребности удовлетворялись полностью – зачем ему были нужны «близкие люди»? Он и родителей старался навещать как можно реже, считая себя при этом прекрасным сыном – он купил им хорошую квартиру и исправно подкидывал денег, чтобы старики ни в чем не нуждались. Его жизнь была насыщенной и интересной, ему были доступны любые развлечения, женщины сами прыгали в его койку, так почему, откуда эта непонятная тоска? Почему только появление Катерины переменило жизнь и почему он, испугавшись этого, сам все сломал?
Он повторял и повторял себе слова о том, что это всего-навсего кризис середины жизни, что большинство мужчин проходят через это, что это надо просто пережить. Он убеждал себя, что переживает из-за отсутствия кого-то близкого и любящего ровно так же, как другие – женатые, переживают, что на их шеях повешено до скончания века ярмо – семья.
Но все чаще и чаще проскальзывала мысль, что ему хочется хоть ненадолго почувствовать снова любовь, которая когда-то была у Кати к нему – любовь безусловную, любовь – принятие. «А может, – сам себя спрашивал он, - Катина любовь такой же мираж, как и все остальное и на самом деле ничего не было? Просто так же, как и все другие, Катерина клюнула на смазливую внешность, но будучи порядочной, не стала тянуть деньги? И дело вовсе не в ее всепрощающей любви, а в характере? Просто она такая: не умеет выгадывать и выискивать прибыль. Возможно, она его не любила, а только жалела, следуя своей – непонятной ему логике?».
Фил рассматривал себя в зеркало и думал – почему его никто и никогда не любил по-настоящему? Никто и никогда. Им восхищались, появляться с ним на публике было престижно, но случись с ним что, кто бы остался рядом? Никого. В чем же дело? В нем? Да нет, не может быть! Любят же других, во сто раз хуже, чем он. Или любви – не существует? Он снова повторял себе: «Ты всегда знал это, Фил, что любовь - это выдумки». Успокоив себя подобным образом, он снова чувствовал себя в относительном порядке, уверялся, что все вершины ему покорятся, что он всегда добивался и добьется чего угодно. Но проходило какое-то время и тоска снова пробиралась в сердце, она незаметно заполняла собой все вокруг: ею пах воздух, у еды был привкус тоски, даже бравурная музыка, даже красивые женщины – все несло на себе ее отметины… Но Фил упорно списывал все на свой «кризис» и уже подумывал пойти к психоаналитику, чтобы в тиши кабинета, на мягкой кушетке всласть наговориться и от души пожалеть себя, когда позвонила Алина