– Дело не в этом. Ты один из немногих, в ком я уверен на все сто. Точнее, – Андрей поднял глаза и нехорошо усмехнулся, – был уверен. Видишь, Катя, – он развернулся к Катерине, – я оказался прав – он как был, так и остался безответственным пацаном. Или тебе, Димка, надо, чтоб я тебя уговаривал? Больное самолюбие проснулось? Только у меня стало все налаживаться, и у тебя, как в детстве, засвербело – почему это у меня лучшее? Да?
Дима побледнел, на скулах заходили желваки.
– Вот значит, как на самом деле ко мне всегда относился старший брат. А знаешь, я даже не удивлен. Я тебе был нужен только тогда, когда тебе было или плохо, или скучно. А так ты у нас более чем самодостаточный. А Дима – бесплатное и такое хреновенькое приложение к солнцеподобному Андрею…
– Да ты…
– Не кипятись, брат, – Дима выставил вперед руку. – Ты остынь, а то вон – Катерину напугал. Смотри, чего доброго, она в тебе разочаруется. Я столько лет пытался добиться любви мамы, папы, твоей – я из кожи вон лез, я готов был на все, но вы всегда относились ко мне, как к какому-то ублюдку. Я устал. Мне надоело. У меня есть Лиля, и ее семья стала мне родней и ближе собственной. Там меня принимают, несмотря на мои ошибки и промахи, от меня не ждут чего-то эпохального. Меня там любят. Просто – любят.
– Ты придумал себе картинку мира и веришь в нее, – Андрей говорил спокойно, с легкой насмешкой. – Ты всегда считал: сколько кому внимания уделяется – взвешивал, оценивал. И всегда не в свою пользу. Это ребенку – простительно, но не мужику взрослому. Родители, возможно, и любили нас по-разному, но…
– Нет, Андрей, это тебе не понять. Ты всегда был баловнем. Даже после этой дурацкой истории ты им остался. Смотри, какая девушка с тобой рядом. Да и дело не в том – кого больше любили, дело в том – что тебя любили, а меня – нет. Понимаешь?
– Димка, – Андрей вскочил и подошел к брату вплотную, – если ты уедешь, то потом будешь жалеть. Понимаешь? И дело не в том, что я тебя не прощу, а в том, что ты сам…
– Я не прощу себя, если останусь, – зло ответил Дима, – и мне не нужно твое прощение. Ты не понял еще? Мне больше ничего не надо от семьи Гриневых – ни-че-го! – закричал он.
– Вот как? – заорал в ответ Андрей. – Значит, мы все – плохие, недооценили такого классного парня, как ты? Ну и вали! Уезжай! Я не буду тебя умолять остаться! Если тебе не о чем жалеть – то и скатертью дорога, – он схватил сгорбившуюся на стуле Катерину за плечо, – пойдем отсюда!
– Андрей, – вставая, слабо запротестовала она. – Андрей, так нельзя! Нельзя уходить так!
– Может, ты хочешь остаться? – резко остановился Андрей.
– Я с тобой, – как-то виновато ответила Катя. Они оделись молча, и вышли на лестницу. Катя тихо прикрыла дверь. Дима так и не вышел их проводить.
Андрей гнал, как сумасшедший, и Катя боялась не то, что спросить его о чем-то – посмотреть в его сторону.
– Что ты молчишь? – не выдержал он. – Или ты меня тоже считаешь… таким.
– Каким – таким? – глухо уточнила Катя и тут же пожалела об этом. Андрей резко затормозил, и машину понесло юзом.
– Андрей, – Катя уперлась руками в приборную панель, – ты что!
– Я ничего! – он тяжело дышал. Машина встала, зарывшись носом в сугроб. – Я ничего! Просто… просто это несправедливо и неправильно! Он не мог, не должен был так поступать!
– Но пойми его, прошу! Постарайся хотя бы! – Катя отстегнула ремень безопасности, дотронулась осторожно, с опаской до руки Андрея. – Постарайся его понять.
– Что я должен понять? – Андрей стал выезжать из сугроба, высвободил машину и поехал медленно, не торопясь. Катя надеялась, что он сейчас успокоится, все взвесит и…
– Он очень любит Лилю! Очень! И он считает себя виноватым в том, что... что она попала в эту ситуацию, что он не сразу поехал туда, что не он ее вызволил, что не спас! Он боится, если он сейчас будет заниматься работой, то Лилька окончательно погрузится в депрессию.
– Вокруг нее бегает полчище родственников! Конечно, именно Димы там и не хватает! Ей на работу надо, чтобы не было времени для дурости!
– Как ты можешь так говорить? – отшатнулась от него Катя. – Как ты можешь говорить так? Ты же знаешь, что это такое.