– Вот именно поэтому и могу, – ответил он жестко.
Они снова замолчали.
Катю трясло от негодования, от несправедливости его слов. Она не знала, что ему ответить, она была растеряна – все было так неправильно. Так хотелось отмотать пленку назад, найти ту точку, в которой все пошло не по тому пути, все исправить. Ей хотелось объяснить Андрею, что он все же не прав, но она не могла найти слов, не знала, что сказать. Да к тому же, горло перехватывала обида, совершенно непонятная. Андрей ничего не сделал ей лично, ничего не сказал, а сейчас даже смотрит виновато, пожимает ладонь, но осадок, мерзкий, гадливый, не дает искренне ответить ему улыбкой.
– Отвези меня домой, – попросила Катя.
– Как домой? – удивился Андрей. – Еще рано, поедем ко мне.
– Нет, Андрей, – она, кажется, впервые не соглашалась с ним. Раньше просто не было повода: он всегда так тонко чувствовал ее настроение, они были словно настроены на одну волну, и причин для разногласий почти не было. А на работе Катя с легкостью принимала сторону Андрея: он начальник, он ведущий, а она должна следовать за ним. Как иначе?
– Но почему?
– Я просто хочу домой… – опять захотелось свернуться улиткой в своей комнате, под старым пледом, взять в руки книжку и унестись мыслями куда-нибудь далеко-далеко... Катя и сама толком не понимала, что с ней происходит, почему размолвка братьев так на нее действует. Какое ей-то дело? Но ответ уже был: стоило только признаться себе, что Андрей не столь безупречен, как она привыкла думать, что-то треснуло в ее вере в него, и его объятия не казались уже столь безопасным местом, как раньше.
– Катюш, ты расстроилась из-за Димы? – спросил Андрей примирительно.
– Нет, из-за тебя, – ответила она, ужасаясь своим словам.
– Из-за меня?
– Ты… тебе важнее всего «Пирамида». Я только сейчас это поняла. Ты пойдешь на что угодно ради нее.
Андрей не ответил, молча смотрел вперед, и только линия губ стал тоньше.
– Прости меня, – прошептала она, – мне… как-то надо это пережить, с этим смириться. Ты отвези меня домой.
– Хорошо, – только и ответил он.
Но у дома, когда Катя, быстро поцеловав его, собиралась выйти, он удержал ее:
– Ты что, вот так просто уйдешь? – спросил, хмуря брови.
– Андрей, мне надо побыть одной… Все это так… неприятно.
– Подожди, мне тоже это неприятно, – он хотел обнять ее, но она высвободилась. – Ты считаешь, я поступил неправильно?
– Я не знаю, Андрей, но… я уже сказала, ты пойдешь ради «Пирамиды» на все, – сказала тихо, – и в этом ты очень уж похож на Фила, – добавила еле слышно.
– На Фила? – взорвался он. – Это, значит, ради «Пирамиды» я затеял поглощение «Альфы»?
– Может, начиналось все не из-за «Пирамиды», но теперь, теперь-то ты не хочешь отказаться от этого! Ты забыл, давно забыл, для чего все это затеял! – у нее срывался голос, но она старалась выглядеть спокойной, а сама ругала себя: зачем, ну зачем она ему это говорит?
– Я сделал это для тебя, из-за тебя!
– Но я тут! С тобой! Я твоя! Вчера Фил ко мне подошел, но я… да я ему прямо сказала, что никогда-никогда он меня не вернет, ни при каких условиях! Или ты думаешь… – она готова была расплакаться от бессилия. Словно они говорили через тончайшую, но плотную звуконепроницаемую пленку. – Зачем тебе еще какие-то доказательства? Ты не веришь мне и боишься, что предам тебя? Ну…
– Я не боюсь, я…
Почему они не понимали? Почему она не понимала: то, что он делает, продиктовано заботой о ней, заботой о семье, а «Пирамида» – составляющая этой семьи. Он не рассматривал фирму только как бизнес, как возможность заработать деньги. «Пирамида» была для него домом, местом, где он пережил самые худшие дни своей жизни и да, он был готов почти на все ради «Пирамиды», так же, как и ради Кати.
– Тогда почему ты не прекратишь все это? Почему мы не можем раз и навсегда забыть о Филе? Почему ты не хочешь отпустить Димку? Ну почему?
– Да потому, Катя, что это невозможно. Пойми, невозможно остановить разогнавшуюся машину в одну секунду!
– Но ты даже не хочешь попытаться! Ты же решил, что не будешь трогать «Альфу», а потом… потом вдруг передумал! Тебе мало разорить Фила, тебе хочется, чтобы он узнал, что это сделал ты! – она уже кричала. – Тебе хочется его унизить!