То, что Лора прогнала ее, грубо прогнала, Катю расстраивало ужасно. Но почему-то крепла в душе уверенность, что она сможет, лишь бы было желание, доказать Лоре, что она достойна ее сына. Если надо, она будет сидеть у его ног день и ночь, станет сиделкой и медсестрой, кем угодно – лишь бы быть с ним рядом.
Катя расхаживала по своей комнате и воображала себя подобной женам декабристов, со стянутыми в узел волосами и бескровным осунувшимся лицом – печальной и вызывающей уважение. Но стоило вспомнить, что Фил, как черт из табакерки, снова возник в ее жизни, и теперь будет караулить как коршун однажды улизнувшую добычу, как сразу же картины своего благородного служения Андрею гасли. Не Лора, Фил – вот кто опасен. Вот кто может, пока Андрей беспомощен, растоптать ее жизнь. Страх заставил поплотнее закутаться в старую махровую кофту, страх заставил искать в этой ситуации хоть что-то хорошее.
«Нет, Фил изменился, – уговаривала себя Катя, – изменился. Взгляд у него другой – нет в нем больше неприкрытой наглой уверенности в своих силах, или он умеет так играть… Нет, вряд ли: он и правда изменился, даже похудел и… неужели он её и правда... любит? Такой странной исковерканной любовью?»
Катя села в кресло, прижала к покрасневшим щекам ладони – как же плохо! Лучше бы он её не любил, ей было бы спокойней и не возникало бы к нему опасного, в первую очередь для нее же, сострадания… Он обещал положить к ее ногам мир. Он обещал отдать даже бизнес, если она пожелает, а Андрей… Андрей выбрал «Пирамиду», а не ее. Катерина вскочила, ругая себя за то, что допустила такие мысли, что позволила себе сравнить этих мужчин не в пользу Андрея! Не было такого ни разу!
– Спать, спать, спать…
Тяжелый день: высидев, как на иголках, целый день на работе, ничего путного не сделала, а устала, словно грузила вагоны. Да еще дома пришлось рассказывать родителям укороченную и потому нелепую версию происходящего. Было стыдно, было мерзко и было… страшно.
Ночью Катя проснулась от кошмарного сна: ей снилась волна, закрывающая собой небо. Волна падала так медленно и так неотвратимо, так жутко было видеть диск солнца – мутно желтый и неяркий, через тонкую, рокочущую вздымающуюся волну, но оторвать глаз от этого ужасного зрелища было невозможно, и когда вода хлынула сверху, выбивая кислород из легких, Катя закричала и проснулась…
Она сидела на постели, обняв себя за колени, раскачиваясь и хмуро разглядывая знакомый с детства рисунок обоев.
– Решено! Утром я поеду в больницу и… и не знаю. Но я не уйду оттуда! Если же Лора будет непреклонна, то поговорю с Олегом Петровичем и… он умный. Он поймет и он поможет.
51
Олег приехал в «Пирамиду» ранним утром, прошел по пустым коридорам, отпер дверь в кабинет Андрея, сел за стол как был – в пальто. Вчера он уже приезжал, но толку от этого визита особого не было, он сам был уставший и вымотанный, и остальные не лучше… Он специально приехал, пока не было Кати – хотел в тишине и покое посидеть и поработать, но мозги скрипели с трудом и напрочь отказывались подчиняться хозяину.
Новый бизнес оставлять не хотелось, но тут все просто: включить его в холдинг и делов-то… Документы, то да се, волокита и время… Но это, в конце концов, можно скинуть на кого-то. Но как поступить с «Пирамидой»? С некогда любимым ребенком, единственным ребенком, полностью оправдавшим возложенные на него надежды, а теперь – подзабытым и вызывающим едва ощутимое, но отчего-то обидное раздражение? Надо, надо думать о работе, о том, как спасать фактически обезглавленную «Пирамиду», а вместо этого в голове застрял другой вопрос – что делать с Лорой и Ксенией?
Он вспомнил, как они стояли с Ксенией в магазине, только вчера, а казалось, в прошлой жизни. Он обнимал ее, а ее кудряшки щекотали ему щеку, и ему казалось, что от ее волос пахнет молоком и корицей – едва уловимый аромат. Олег сознался себе, что ради радости вдыхать этот аромат, чтобы просто видеть ее, он будет снова и снова приезжать к ней. Он может что угодно говорить ей, и даже врать себе, но он будет возвращаться снова и снова, ломая ее и свою жизнь… А потом был звонок – как с того света, и жизнь оказалась сломанной без всяких усилий с его стороны.