И, озвучив про себя это страшное слово, Фил не выдержал – схватил ее за руку.
– Погоди… - он нервно хохотнул, – погоди… Почему ты не хочешь, чтобы я…
Она не ответила, а просто пожала плечами.
– Фил, я иду к Андрею. Мне надо подумать, что сказать Лоре… Я пойду… пока... – она хотела сделать шаг, но он не пустил, впиваясь в плечи.
– Подожди…. – он смотрел на нее, лихорадочно придумывая, как не дать ей уйти, потому что, он это понимал отчетливо, если он отпустит ее сейчас, то потеряет навсегда. – Не уходи от меня, – проговорил хрипло, облизывая враз пересохшие губы, – не уходи… – повторял и ничего другого на ум не приходило.
Она покачал головой и пошла вперед, и его рука, хватая пустоту, повисла...
– Катя! Ты же любила меня! Меня! – крикнул он, вспугивая пригревшихся на теплом люке голубей.
Кинулся следом, Катерина повернулась, и, продолжая идти спиной вперед, покачала из стороны в сторону головой.
– Фил, все кончено! Давно все кончилось! Я люблю Андрея! – развернулась и пошла, прибавляя шаг.
– Катя!!! – закричал, срывая голос, сделал пару шагов за ней и остановился – она не обернулась. Он смотрел, как она уходит, понимая: он, только что мнивший себя победителем, проиграл. И на мгновение открылась ужасающая тайна, тщательно оберегаемая им от самого себя: он любит, мучительно сильно, до разрыва аорты и игра уже перестала быть игрой, превратившись в смысл жизни: удержать Катю рядом. И он действительно готов практически на все. – Я люблю тебя, – сказал в пустоту удивленно. – Люблю… – повторил, глядя, как Катерина торопливо идет в сторону больницы.
Он должен был ее остановить. Иначе… иначе все, абсолютно все было зря. Жизнь кинолентой не проносилась перед глазами, просто сразу, внезапно и оттого еще больнее ударило по вискам, что вся прожитая жизнь была репетицией, подготовкой к чему-то настоящему. Что он не смог удержать единственное, что стоило хранить, что остальное привычная декорация, размалеванный задник плохенького театра, а на самом деле… На самом деле его жизнь пуста, безнадежно пуста. И если сейчас он отпустит Катю, позволит ей уйти, то… То навсегда он останется в красиво обставленной, но все равно одиночной камере.
– Катя, – закричал он снова, бросился за ней, чуть не упал. Хватаясь за мокрые, склизкие бока машины, добрался до водительской двери, заскользил тонкой подошвой пижонских ботинок по колдобинам, чуть не рыча забрался в автомобиль и дал по газам.
Ничего еще не кончилось! Она не может его отшвырнуть и оставить! Она – не может. Она просто не понимает, что творит! Не понимает, что вся эта история с Андреем – слишком затянувшаяся месть. Они оба заигрались в не-любовь. А Андрей… его уже нет, считай, что нет. Видит Бог, он был рад, что Гринев остался жив, но если Катерина будет упорствовать, значит, он, Фил, доведет дело до конца.
Он нагнал ее быстро, хотя ему и казалось, что с того момента, как она так смело смотрела на него и говорила о своей любви к другому, уже почти призрачному сопернику, прошли столетия.
– Катя! – он не знал что сказать, столько всего передумал, но не мог произнести ни слова. Не мог признаться, выдавить из себя «прости». – Постой! Ты не понимаешь…
Она шла рядом с машиной, утопая по щиколотку в снегу, не смотрела в его сторону, поджав губы и решительно сдвинув брови.
– Да подожди же! Ты любишь меня! Меня!
Она остановилась, повернулась к нему.
– Я люблю Андрея, – сказала спокойно, как говорят о том, что не подлежит сомнению. Так же она могла сказать «я дышу». – Оставь меня. Ты ничего не сможешь изменить. Фил, иногда мы ничего не можем сделать... – и снова зашагала к больнице, темной громадой высившейся совсем близко.
– Стой! – он болезненно поморщился, повторяя про себя «ты ничего не можешь изменить», – стой… – он знал, что она его не слышит, и он знал, она права, он уже не в силах ничего изменить. Боль, непостижимая, непонятная, убивающая затопляла его до краев, и он не знал, не представлял, что делать с этим. – Стой, – прохрипел он, – я могу…
Он никогда не пасовал перед трудностями. Даже в самый тяжелые моменты находил выход, исхитрялся, выворачивался, и судьба уступала, льстиво ластясь к его ногам, так неужели сейчас он позволит этой маленькой девчонке взять вверх.
– Стой, – прошептал он, выжимая акселератор со всей силой, на какую был способен. Машина завиляла по скользкой дорожке, жалобно скуля, словно не хотела делать то, на что её толкал хозяин, но Фил крепче обхватил руль и направил автомобиль прямо на бегущую по тропинке Катю.