Наклонив голову набок, я наблюдаю за спящей Асей. Она все еще сжимает мою руку в своей. Утром мне нужно первым делом купить продукты. Я не могу допустить, чтобы она три дня подряд ела хлеб и мармелад. Мне нужно купить для нее туалетные принадлежности. И одежду. Но мне нравится, когда она ходит в моих футболках.
Каштановая прядь волос упала ей на лицо, и я протягиваю руку и осторожно убираю ее. Почему я позволил ей остаться?
Глава 4
Я стою перед зеркалом в ванной. Серые джинсы и черная футболка лежат сложенными на стойке рядом с раковиной. Они вызывают у меня отвращение. Я не помню, сколько времени прошло с тех пор, как я носил джинсы, вероятно, больше десяти лет.
Проблема не в них самих, а в воспоминаниях о том, как я копался в куче выброшенной одежды, в основном джинсов, пытаясь найти что-нибудь подходящее. Все вещи всегда были рваными и грязными, а у меня не было денег на стирку, прежде чем надеть их. Люди избегали меня, когда я ехал в метро, что делало мой стыд почти осязаемым.
Как только я начал зарабатывать серьезные деньги на подпольных боях, я поменял весь свой гардероб из секонд-хенда на брюки и рубашки. Со временем я перешел на костюмы. Со временем я перешел на более дорогую одежду, добавил дорогие часы и другие аксессуары. Все это было средством забыть о том, кем я был первые двадцать лет своей жизни. Мусор. Тем, от кого люди быстро отворачивались, игнорируя мое присутствие. Самое смешное, что, хотя прошло уже почти пятнадцать лет, я все еще чувствую вонь, будь то от одежды или полусгнившей еды, которую я выгребал из мусорных контейнеров в переулках за ресторанами, которая всегда окружала меня.
Я смотрю на свое лицо в зеркало, рассматривая маленькие шрамы, разбросанные по вискам, переносице и подбородку. Сейчас они потускнели, едва заметны, но я все еще могу вспомнить драки, в результате которых у меня остался каждый шрам. Я даже не уверен, сколько раз мне ломали нос. Семь? Наверное, больше.
Мне едва исполнилось восемнадцать, когда я начал драться за деньги. Сначала это был способ положить еду в рот, но со временем это превратилось в нечто иное. Люди, которые приходили посмотреть, которые скандировали мое имя... они питали глубокую тоску, которую я всегда чувствовал в своей душе. Потребность принадлежать. Где-то. Где угодно. Волнение толпы, когда она болела за меня, заставило меня почувствовать себя менее одиноким.
Я не знаю точно, почему я согласился, когда Юрий подошел ко мне после одного из моих боев и предложил мне место в Братве. Может быть, я хотел почувствовать себя ближе к своему наследию. Когда я рос, в приемных семьях не было русских детей. К тому времени, когда я вышел из системы, я почти забыл свой родной язык. Годы, проведенные в "Братве", помогли мне восстановить его, так что теперь у меня нет проблем с языком. Но он уже не тот. Он больше не кажется мне родным языком, впрочем, как и английский.
Я провожу указательным пальцем по более заметному шраму на левой стороне челюсти. Как бы я ни старался скрыть прошлое, некоторые напоминания, видимые или нет, всегда останутся.
Поэтому я позволил Асе остаться? Может быть, я узнал родственную душу, пытающуюся перебороть прошлое, и хотел помочь. В конце концов, я знаю, каково это, когда не к кому обратиться. Но боюсь, что это только часть причины. Моя истинная мотивация гораздо, гораздо более эгоистична. Я всю жизнь был один и привык к этому. Так я функционирую. Но когда на моем пути появилась Ася, я понял, как мне было одиноко и как мне приятно, что она здесь, в моем доме. Я наслаждаюсь комфортом, который приносит мне ее присутствие. На самом деле, я жажду этого настолько, что согласился скрыть от семьи, что она жива.
Я протягиваю руку и беру джинсы. Это одна из пяти пар, которые я заказал вчера по Интернету после того, как понял, какой эффект произвели костюмы на Асю. Я не могу продолжать ходить в пижаме весь день, и уж точно не могу надеть их в магазин.
Сделав глубокий вдох, я надел джинсы.
Не менее пятнадцати пакетов выстроились на прилавке в идеальный ряд. Паша купил слишком много вещей.
Когда он час назад вернулся из магазина, ему пришлось дважды возвращаться к машине, чтобы все поднять. После того как он поставил последний пакет в конец длинной очереди, он попросил меня убрать продукты, которые он принес, и приготовить обед. Затем он взял свой ноутбук и, сказав, что ему нужно поработать, скрылся в своей спальне.
Я распаковываю продукты из первого пакета, оставляя на кухонном острове то, что мне нужно для лазаньи, а остальное складываю на хранение. Мне следовало быть более конкретной в своем списке продуктов. Я предполагала, что он возьмет любую марку макарон или томатного соуса, которая попадется ему первой, но вместо этого он, должно быть, купил все виды, имеющиеся в магазине. В первых нескольких пакетах лапша для лазаньи четырех разных марок, три томатных соуса, шесть видов других макаронных изделий и не менее десяти сортов сыра.
Я достаю коробки с хлопьями из следующих трех пакетов и пересчитываю их. Там двенадцать разных видов: овсяные, соевые, пшеничные, некоторые с сухофруктами или изюмом, одни с медом, другие с шоколадом, и еще пара с миндалем.
Я оглядываюсь через плечо на дверь спальни. Я надеялась, что Паша останется на кухне или в гостиной, но он не вернулся. Однако даже когда его нет в одной комнате со мной, осознание того, что он здесь, заставляет страшный голос в моей голове отступить.
После того как я убрала продукты, я смотрю на последние несколько пакетов на прилавке. Это большие бутиковые сумки с широкими ленточными ручками. Паша сказал, что купит мне что-нибудь надеть. Я ожидала, что это будут треники и несколько футболок, но передо мной лежат пакеты, набитые одеждой. Стоит ли мне их распаковывать? Он упомянул о продуктах, только когда попросил меня убрать вещи, которые он купил. Я поворачиваюсь и иду к кухонному острову, чтобы приготовить лазанью.
Готовить обед, надев только чужую футболку и ничего под ней не надев, странно. Особенно на кухне, принадлежащей человеку, которого я толком не знаю. Странно, но в то же время освобождающе. Я сосредотачиваюсь на задаче, стоящей передо мной, в то время как в глубине моего сознания играет слабая мелодия.
"Нет, ты не можешь привезти покупателей на Урал, Сергей", - говорю я в трубку и вздыхаю.
"Почему, черт возьми, нельзя? Ты на улицу смотрел? Мороз, блядь. У меня яйца отвалятся, если я приведу их на неотапливаемый склад и буду слушать их бред больше десяти минут".
"В последний раз, когда ты проводил собрание в моем клубе, уборщики два часа пытались смыть кровь и мозги с VIP-кабинки".
"Это было много лет назад, Паша!" - рявкает он. "А ты в прошлом месяце поменял обивку на темную кожу. Отмыть кровь с нее - проще простого".