Руки вокруг моего тела сжимаются, и я чувствую, как его ладонь гладит мою спину, совсем как в ту первую ночь.
"Там была женщина. Долли. Это она дала мне и другим девочкам таблетки. И продолжала приносить их дважды в день. Она также инструктировала девочек и назначала встречи с... клиентами". Я наклоняю голову, пока мои губы не оказываются рядом с его ухом, и шепчу: "Я не сопротивлялась. Я позволила им накачать меня наркотиками и делать со мной все, что они хотели. Каким жалким, отвратительным человеком нужно быть, чтобы позволить им это?".
Рука Паши поднимается к моему затылку, и он наклоняет мою голову, пока наши глаза не встречаются. "Молодая, невинная женщина, над которой так жестоко издевались, что ее разум отключился в попытке защитить себя. Но ты боролась. Сбежала. Выжила. Тебя спас не кто-то другой. Ты сделала это сама".
"От этого я не чувствую себя менее отвратительно".
"Не говори так, детка". Он наклоняется вперед и целует меня в лоб. "Я найду тех, кто причинил тебе боль. И они будут кричать о пощаде, когда я сломаю их, как они пытались сломать тебя. Их смерть не будет быстрой".
Моя проницательность меняется, пока я впитываю его слова. Хочу ли я их смерти? Я представляю себе Роберта, который умоляет сохранить ему жизнь. Желчь поднимается в моем желудке. Но разве я тоже не молила? А как насчет других девушек? Теперь, когда я представляю крики Роберта о пощаде, на моих губах появляется улыбка.
"Можно мне посмотреть?" нерешительно спрашиваю я, одновременно страшась и жаждая этой идеи.
"Каждую секунду, mishka ".
Я опускаю голову на грудь Паши и обхватываю его руками. Неуверенность и настороженность поглощают меня. "Мне страшно", - шепчу я. "Я боюсь, что это случится снова. Я не знаю, смогу ли когда-нибудь выйти на улицу и идти по улице одна, не вздрагивая каждый раз, когда кто-то проходит рядом".
"Сможешь". Он продолжает гладить мои волосы. "Я обещаю тебе это".
Глава 13
"Надеюсь, они разрешат мне снова поиграть", - говорю я, идя рядом с Пашей к машине.
Моя тревога нарастала каждый раз, когда я думала о возвращении в торговый центр и о том, чтобы оказаться среди всех этих людей, шума и запахов. Воспоминания заставляли меня вздрагивать. Но я также помнила чувство полной свободы, охватившее меня, когда я положила пальцы на клавиши после столь долгого отсутствия музыки. Все волнение, радость и счастье, которые как я думала, никогда не почувствую снова, нахлынули на меня. Последние пять дней мне удавалось подавлять желание снова играть, но теперь я жажду этого.
Сегодня утром я наконец сдалась и попросила Пашу отвезти меня туда.
"Как давно ты начала играть?" - спрашивает он, заводя двигатель.
"Мне было пять. Артуро пытался найти способ отвлечь нас с сестрой от того, что случилось с нашими родителями, поэтому он попросил соседа, у которого было пианино, дать нам уроки". Трудно думать о брате и сестре, зная, как сильно они, должно быть, переживают, но мысль о встрече с ними все еще оставляет меня в состоянии леденящей душу паники.
"Что случилось с твоими родителями?" - спрашивает он.
"Была облава на одно из казино, где они работали. Кто-то достал пистолет и выстрелил в полицию. Потом все полетело к чертям. В ту ночь было убито много людей".
"Они оба погибли?"
"Да". Я закрываю глаза и расслабляюсь на сиденье. "Я их почти не помню. Конечно, есть фотографии, поэтому я знаю, как они выглядели. Но я не могу вспомнить подробности о них, а если и вспоминаю, то они нечеткие. Я помню, что мама пела нам каждый вечер перед сном, но не могу вспомнить песню".
Паша проводит тыльной стороной ладони по моей щеке, и я прижимаюсь к нему. Его легкое прикосновение в одно мгновение есть, а в следующее уже нет. Когда я открываю глаза, он уже переводит машину в движение.
"Я знаю, о чем ты", - говорит он, выезжая с парковки. "Я тоже не помню своих родителей".
"Они тоже умерли?"
"Может быть. А может, и нет".
Я наблюдаю за его жестким профилем, гадая, будет ли он говорить продолжать. Он не говорит, просто продолжает молча вести машину. Я смотрю вниз на его руку, держащую рычаг переключения передач, и замечаю, что он крепко сжимает его. Я глажу кончиками пальцев его белые костяшки, пока не чувствую, что он ослабляет хватку.
"Ты играла профессионально?" - спрашивает он через некоторое время.
"Нет, не совсем. Я играла в школе пару раз, обычно когда у нас был праздник. Музыка всегда была для меня чем-то личным. Я решила взять год перерыва после окончания школы, чтобы понять, что я хочу делать дальше. Я думала о поступлении в музыкальную консерваторию, но это было... раньше".
"Ты все еще хочешь?"
Я смотрю на дорогу через лобовое стекло. "Я не знаю".
*
Звенит лифт. Я сжимаю руку Паши и пытаюсь взять дыхание под контроль. Желание попросить его вернуться назад сталкивается с потребностью снова почувствовать клавиши под пальцами. Двери открываются. Паша выходит, поворачивается ко мне лицом и берет обе мои руки в свои.
"Дыши. Мы пойдем медленно", - говорит он и делает небольшой шаг назад. "Я здесь. Никто не посмеет тебя тронуть, mishka".
Я киваю и выхожу из лифта.
Вокруг больше людей, чем в прошлый раз. Множество видов и звуков переполняют мои чувства - свет, смех, шаги, дети, бегущие мимо, пока их родители судорожно пытаются их поймать. Я закрываю глаза.
Грубая ладонь Паши касается моей щеки, а его толстая рука обхватывает меня за талию. "Все хорошо, детка".
Мои глаза открываются, и я делаю глубокий вдох. Пропустив пальцы через петли его джинсов, я смотрю на него. Его голова склонилась, едва ли в дюймах от моей.
"Ты любишь музыку", - говорит он. "Давай сделаем это танцем. Почти как вальс, да?".
Я не могу удержаться от легкой улыбки. "Люди будут смеяться над нами, Паша".
"Да мне плевать".
Он делает шаг назад, и я следую за ним. Потом еще один. И еще один. Это действительно похоже на какой-то странный танец - он держит меня рядом и идет назад - и вдруг я чувствую желание рассмеяться. Так я и делаю. Люди вокруг, наверное, думают, что мы спятили, но мне все равно. Я не свожу взгляда с Паши и иду за ним, смеясь. Так хорошо снова чувствовать радость. Он наблюдает за мной с небольшой улыбкой на лице и проводит большим пальцем по моим губам, поглаживая их.
"Я бы хотел, чтобы ты смеялась чаще", - говорит он.
"Я постараюсь".
Когда мы доходим до ресторана с пианино, он медленно убирает руку с моего лица. Я поворачиваюсь к углу, где должно быть пианино, и моя улыбка исчезает. Его там нет. Вместо него стоят два больших цветочных горшка. Я оглядываюсь вокруг, гадая, не переставили ли они его куда-нибудь еще, но ничего не видно.