Полураздетый старик на коленях, кто-то лупит его по щекам, седая голова болтается из стороны в сторону, а тот продолжает лупить, сначала ладонью, потом костяшками пальцев.
Потом его бьют бамбуковой палкой по спине, раз десять.
И вот он падает вперед, ударяется головой о каминную полку…
Кэшин открыл банку консервированного томатного супа, вытряхнул его в кастрюлю, добавил молока. К супу — хлеб с маслом. Зимой у Бургойнов на ужин всегда был суп — густой, наваристый, который они доедали до последней капли.
Надо бы научиться варить хороший суп. Интересно, это очень трудно?
Вспомнилось, как каждый день они садились на автобус и ехали в Кромарти, в школу, с Берном, Джоанни, Крейгом и Фрэнком, все шестеро толкались на заднем сиденье, их сиденье. По дороге Берн, Барри и Пэт валяли дурака, он доделывал домашнюю работу, близнецы Джоанни и Крейг толкали друг друга и переругивались. Домой возвращались всегда в отличном настроении. Барри, Пэт и Берн сходили раньше, и до конца доезжали только они трое.
Кэшин поставил пиво на стул и почувствовал, что его тянет покурить. Что-то он не заметил, давно ли это началось. Наверное, давно, если он хватается за первую же возможность.
Он принялся вспоминать то утро в «Высотах»: старик в крови, на полу, пахнет кислятиной. Что это был за запах? Убийства так не пахнут. Кровь, моча, дерьмо, перегар, блевотина — вот как пахнут убийства.
Почему порезали картину? Что это может значить?
Он поднялся, нашел в своем блокноте имя Кэрол Гериг. Не прошло и трех секунд, как ему ответил девичий голос:
— Привет, Элис слушает.
Похоже, она была рядом, ждала звонка.
— Кэрол Гериг дома?
— Да-а, — протянула она разочарованно и крикнула: — Мам, тебя!
Что-то зашуршало, затем Кэрол сказала «алло».
— Это Джо Кэшин. Прошу прощения за беспокойство…
— Ничего страшного. Слушаю вас.
— Кэрол, помните разрезанную картину в доме Бургойна?
— Помню, а что? — так же разочарованно, как дочь, произнесла она.
— Она там так и висит?
— Нет. Я попросила Старки снять ее.
— А где она теперь?
— Я ему сказала, чтобы положил в кладовку.
— Где кладовка?
— Рядом с конюшнями. Надо через мастерскую пройти.
— Вас про картину спрашивали?
— Полицейские? Нет. По-моему, нет.
— Как думаете, почему картину порезали?
— Понятия не имею. Кошмарненькая картинка-то. Ну, или тоскливая.
Миссис Маккендрик оказалась дамой за шестьдесят, сухопарой, длинноносой, с седыми, зачесанными назад волосами. На столе у нее стоял компьютер. Слева, на уровне глаз, крепилась подставка с бумагой для записей. Справа в двух контейнерах лежали скрепки, кнопки, карандаши, степлер, дырокол, сургуч.
— Скажите, она не занята сейчас? — спросил Кэшин. — Я всего на несколько минут.
— В этой фирме принято договариваться о встречах заранее, — отрезала она, не отрываясь от клавиатуры.
Кэшин оглядел сумрачную комнату, оклеенную фотообоями с одинокими водопадами и тучными стадами на зеленых лугах, и почувствовал, что теряет терпение.
— Я не посетитель, — ответил он. — Я из полиции. Может быть, миссис Аддисон решит сама?
Стук по клавишам прекратился. Серые глаза обратились на Кэшина.
— Прошу прощения?
За спиной миссис Маккендрик появилась Сесиль Аддисон.
— В чем дело? — произнесла она. — Входи, Джо.
Кэшин прошел вслед, за Сесиль в ее кабинет. Она подошла к той стене, где располагался камин, оперлась о небольшой книжный шкаф, поерзала — такая худая, что вес ее никак не давил ни на кости, ни на сам этот шкаф.
— Садись, — пригласила она. — Ну что там у тебя?
Он передал ей список.
— Вот, по этим я уже звонил.
Сесиль пробежала глазами по рядам цифр и нахмурилась.
— Да это в основном зарплаты. Вот это… да, членский взнос клуба любителей скачек. Есть такой в Мельбурне, собирает взносы каждый год. Выписка с кредитной карточки… Сейчас-то мизер, не то что раньше… Это… это налог на дом в Северном Мельбурне, на Вуд-стрит. Каждый год выходило все дороже и дороже, не понимаю, чего он так к нему привязался. Там собирались «Товарищи». Я еще оформляла акт о передаче собственности.
— Что за дом?
— Скорее, зал. Сначала там проводились концерты какие-то, постановки. Музыкальные. А потом была штаб-квартира «Товарищей».
Сесиль захлопала по карманам в поисках сигарет. Сегодня они нашлись быстро — в сумке. Она вытащила одну, щелкнула зажигалкой «Ронсон», прикурила, глубоко затянулась, пыхнула серым дымом, зашлась в кашле.
— Расскажите мне о «Товарищах», — попросил ее Кэшин.
— Ну, деньги приходили от Эндрю Бичема. Знаешь, кто это?
— Нет.
— Было время, дед Эндрю владел чуть ли не половиной Сент-Кильды. Бичемов здесь считали настоящими господами. Да еще на той стороне Гамильтона земля была у них. Сейчас-то ее разделили, не помню, на четыре доли или на пять. А тогда к ним даже из королевской семьи приезжали. Аристократы, сэры, голубая кровь… В поло играли.
Сесиль посмотрела на сигарету, повернула руки ладонями вверх, потом вниз.
— Они, Бичемы, в Англии учились, — продолжила она. — Тут им, видите ли, не нравилось. И школы в Мельбурне плохие, и университет так себе. Эндрю ни единого дня в жизни не работал. Знаешь, его ведь наградили Военным крестом. А потом он женился на девушке из семьи Маккатчен, богатой почти как он и вполовину его моложе. Она повесилась в особняке в Готорне, а Бичема в тот же день хватил удар. Половина туловища совсем отнялась — ни ногой, ни рукой не мог шевельнуть. В конце концов он женился на медсестре из больницы. Выждав положенное время, конечно…
Кэшин слушал ее и думал, что хорошо понимает Бичема.
Тем временем Сесиль посмотрела в окно и продолжила:
— Медсестры — они вроде ангелов. Помню, после операции пришла в себя, ничего не соображаю, не пойму, где я, и тут это видение в белом…
Она помолчала.
— Миссис Аддисон, а «Товарищи»? — попытался вернуть ее к теме Кэшин.
— Ну да, ну да… О Рафаэле Моррисоне знаешь?
— Нет, и о нем не знаю.
— Он летал на бомбардировщике, давал жару немцам — ну помнишь из истории, Дрезден, Гамбург… Шлепал всех без разбору как мух — женщин, ребятишек, стариков, там и солдат-то почти не было. А когда приехал домой, ему было видение: научи молодых, чтобы не повторяли твоих ошибок, новый мир, все такое… Духовное совершенствование. Ну вот он и придумал своих «Товарищей». — Сесиль зевнула, прикрыла рот рукой и продолжила: — Да… Эндрю Бичем прослышал о «Товарищах» от Джока Камерона — они вместе воевали. Джок представил Эндрю и Моррисона старику Бургойну, а тот проглотил наживку — ведь старшие мальчики у него погибли — и построил свой лагерь как раз на этом самом месте, на земле Бургойнов. Тогда, в конце пятидесятых, я уже работала в фирме.
— Что-то я не пойму, кто такой Джок Камерон?
— Сорок лет был столпом этой фирмы. Джока ранили на переправе через Рейн, и он приехал сюда поправлять здоровье. — Сесиль пристально посмотрела на Кэшина. — А ты чем-то похож на Чарльза Бургойна, — заметила она.
— Так что же «Товарищи»?
— У Джока семья была такая хорошая, — не слушая его, продолжила она. — Мы познакомились в шестьдесят седьмом, когда вместе плавали в Англию на «Звезде Дандина». Какие там стюарды были! Высокие, рослые, как на подбор! Когда проходили по узким коридорам, так и норовили потереться о моего Гарри. Ему это так не нравилось.
Кэшин смущенно отвел глаза:
— Давайте о другом… Джейми Бургойн, кажется, утонул на Тасмании.
— Да, еще одна семейная трагедия, — подтвердила она, не переводя дыхания. — Ведь его мать умерла совсем молодой!
— Что с ней случилось?
— Упала с лестницы. Врач сказал, снотворного наглоталась. По-моему, транквилизаторы… но нет, не могу точно припомнить. В ту же ночь, когда «Товарищи» сгорели. Двойная трагедия!