Идея родилась из памяти и словно бы развернулась перед глазами во всех подробностях. Я вскочила, совсем забыла сначала о том, что нужно бы вслух помалкивать, начала говорить, на меня зашикали, а мысли мои метались такими сумасшедшими отрывками, что Эдмус и Бо сначала и не поняли ничего. Потом все же поняли, восхитились и вознаградили меня таким постановлением:
– Вот ты ему об этом и скажешь!
Я уперлась, совершенно по-детски. Не буду разговаривать с Веславом, да и все тут. Тем более – просить у него, да что угодно!
Да – и могу поспорить, он к моей идее отнесется без особенного восторга.
На мой взгляд, в предложении Эдмуса послать к алхимику Бо было рациональное зерно, но у блондинки очень хорошо был развит инстинкт самосохранения. При первой же попытке выдвинуть ее парламентером в логово алхимика она закатила такую красивую истерику, что как кандидат отпал еще и Эдмус. Потому что Бо нужно было как-то успокаивать, а я просто не могла находиться рядом из-за звуков, которые она производила: они были почти что страшнее пения спирита…
Когда я решительным шагом приговоренного к смертной казни покидала комнату, вслед мне неслось жалобное:
- А если я умру, что случится с моим рюкзачко-о-о-ом?
Веслав отыскался не один, а в компании с Далларой. Ну, разумеется. В последнее время, как я уже говорила, доминесса забросила своего женишка окончательно и все время проводила возле Йехара. То есть, она бы и хотела, да подозрительность Милии не знала границ. Она с трудом подпускала к рыцарю даже меня, что уж говорить тут про Даллару, которая была для странницы величиной неизвестной! Так что все время, которое не удалось провести непосредственно с Йехаром, Даллара коротала поблизости от него, и меня слегка раздражало, что это «поблизости» так часто оказывалось в апартаментах Веслава.
Алхимик, когда я вошла, сквасился так, будто его почтил посещением Йехар собственной персоной.
– На стук не было времени или сил? – выдающееся приветствие.
– Один раз я постучала в твою хибару. Хорошо помню, чем это закончилось, – столь же выдающийся ответ.
Даллара с любопытством изучила наши лица и пришла к выводу, что сейчас начнутся военные действия.
– Мне покинуть вас? – робко справилась она и дождалась в ответ одинакового пожатия плечами. Но не надо путать! Если жест Веслава обозначал: «Скорее нет» – то мой гласил однозначно: «А вы как думали?»
Доминесса решила прислушаться ко мне.
– Я пойду, – сказала она, поднимаясь. Прибавила с блеклой улыбкой: –Попытаюсь в очередной раз растопить сердце этой светлой странницы, хотя в последнее время я уже начинаю сомневаться, возможно ли это.
«Попробуй», – подумалось мне с некоторым злорадством. Мне, чтобы пройти через кордон Милии, приходится рассказывать ей половину прошлой миссии – дабы она удостоверилась, что я – это я.
Без проверки она пропускает только Бо. Стоит той широко открыть свои голубые глаза и поинтересоваться: «Ой, а Йехар еще спит, да?» – и странница отодвигается с тяжелым вздохом. Видимо, считает, что такое подделать невозможно.
Медленно взмахнув рукой на прощание, Даллара выплыла из комнаты, как один тонкий сверток прозрачного флера. Я осталась наедине с раздраженным алхимиком и не могла его не подколоть:
– И тебе несложно выслушивать разговоры о здоровье Йехара?
Веслав слегка зарумянился, но тут же скрылся под маской занятости: от стола простого прошел к столу лабораторному и принялся чем-то греметь с очень деловитым видом.
– Она попытается сделать что-нибудь с Зелхесом, – сказал он, не отвечая на мой вопрос. – Но тот, хоть и был поверенным ее матери, сейчас подчиняется домину, а домин прямо лучится любовью к нашему рыцарю. Хотя… чтобы алхимик да кому-нибудь подчинялся…
– Значит, пройдем без его разрешения, – предложила я.
Сесть, конечно, пришлось без приглашения. Я откинулась в мягком кресле, на краешке которого минуту назад сидела доминесса, и тут же почувствовала, что буквально утопаю. Старания выбраться из объятий коварной мебели не привели ни к чему: я медленно, но верно уходила в положение лежа.
Поэтому когда Веслав надумался метнуть в меня раздраженный взгляд – он промахнулся и попал много выше, чем хотел. Действовать ему пришлось исключительно голосом.
– Я же говорил… – но зато голос вмещал всю гамму чувств. И усталость от общения с неинтеллектуальными личностями, подобными мне, и сетование на мою память, и хмурое любопытство по поводу того, почему я все еще здесь.