– Зная его – этот призрак бы сам утопился. Если бы знал, с кем связался…
И кто упрекнет нас в том, что мы сделали неверные выводы?
– Значит так, – Веслав просматривал размокшие листки с таким видом, словно ежедневно нырял под воду к призракам. – Так… Исходя из того, что у нас есть пока – я имею в виду все эти войны, заговоры, смерти, если только это здесь не обычная практика… похоже, этот мир все же катится к тьме.
– В этом не могло быть сомнений с самого начала.
Йехар в поисках идей для стихов в честь возлюбленной пролистывал томик сонетов Шекспира, который он прихватил у меня из квартиры неведомо когда. Эдмус заглянул ему через плечо:
Ее глаза на звезды непохожи,
Нельзя уста кораллами назвать,
Не белоснежна плеч лилейных кожа
И черной проволокой вьется прядь
– Это не про Даллару, это про Веслава получается!
Йехар, передернувшись от омерзения, тут же захлопнул книжку. Веслав же был слишком занят, чтобы убивать шута: он ел нашего рыцаря глазами.
– В каком смысле – с самого начала? Насколько я помню из Книги Миров, отклонение может быть в нескольких направлениях и предугадать это практически…
– Не знаю, что ты помнишь из Книги Миров, – хмуро сказал Йехар. – И знать об этом не хочу. Но наши с Глэрионом странствия научили нас тому, что любые отклонения могут происходить лишь в одну сторону: в сторону тьмы. Потому что свет гармоничен изначально, и он никуда не может отклоняться. История о гармоничном соотношении света и тьмы в мирах придумана кем-то, и этот кто-то был не на стороне света. Гармонии нет и не было. Есть война, в которой что не свет – тьма. И к глубокому моему сожалению, этот мир мог уклониться только в сторону тьмы. Иначе нас бы тут не было. Иначе чашки весов никуда не нужно было бы возвращать.
Йехар говорил спокойно, веско и жестко, роняя слова так, будто сообщал нечто само собою разумеющееся. Он не хватался за клинок, даже не встал, но его слова, его тон и выражение лица сбили алхимика с толку настолько, что он не сразу собрался для ответа.
– Занятная философия, – протянул он наконец. – Но мне вот что интересно: а ты не забыл, что мы, в некотором роде, не первая Дружина в этом подлунном мире? Были и до нас – и им приходилось встречать перекосы в сторону света! Что об этом скажешь?
– Что они неверно понимали свет. Вспомни Милию…
– А можно мы вспомним о чем-нибудь приятном? – вкрадчиво спросил Эдмус.
Алхимик, скривившись, потер затылок. Встреча с беспощадной светлой странницей для него закончилась отменным ударом головой о скалу. Странно только, что Йехар о ней вспомнил, мне как раз пришло на ум, что рыцарь рассуждает примерно как Милия. Для нее мир тоже был черно-белым, а вместо Гармонии, похоже, тоже выступала война. И Милия предпочитала идти в первых рядах, нещадно истребляя то, что по ее мнению не относилось к свету.
– Свет без милосердия есть тьма, – повторил Йехар свою давнюю фразу. – Это такая тонкая грань, что ее можно и не заметить. Но горе тому, кто ее не замечает.
Алхимик занервничал и принялся незаметно комкать в руках свои записи. Любимая логика обернулась против него – невероятно, но рыцарь, оказывается, тоже знает, что такое аргументация!
– А Арка? – Эдмус слушал с меньшим скептицизмом, чем Веслав, но воздержаться от вопросов не мог. – Если Гармонии нет, то она, стало быть, вроде как оружие против тьмы? И сама Дружина тоже?
Виола отчаянно зевнула, вскочила и грациозно потянулась.
– Вечереет, – сказала она решительно. – Ольга, пошли, набьем морду местным маньякам!
«Набьем морду местным маньякам» – единственное развлечение, которое Виола измыслила для себя в последние дни. Обычно я к ней не присоединялась, но философский спор рыцаря, алхимика и шута-полководца стал слишком серьезным испытанием моего мужества…
– Метафизики… фиговы! – приложила я всех троих от избытка чувств, когда мы уже шли по направлению к недалёкой деревеньке. Вернее, к таверне в недалёкой деревеньке. В таверне обретался разный проезжий люд, в том числе очень буйного нрава. Виола изучила такие точки в радиусе двадцати километров как свои пять пальцев, но эта манила ее неизвестностью. Там она еще не избила никого.
– И не заметили, что нас нет, – она обернулась туда, где сильная половина Дружины все еще выясняла вопросы мироздания.
– Чувствую, застрянем мы здесь с такими-то темпами, - мрачно напророчила я.