Словом, не было ничего удивительного в том, что Гера с первых дней заделался для Лернэ главным помощником, чутким собеседником и вежливым попутчиком в походах к колодцу и на рынок. Юноша смотрел на прелестный лик Лернэ с немым возвышенным обожанием, он носил бы ее на руках целыми днями, да и не только, будь у него чуть поменьше совести.
— Садись за стол поскорее, — пригласила Лернэ Геру. Голос у нее был тоненький, чистый, словно весенняя криничка. — И ты садись, Ристя. Я пока Климу и братишку позову. Тенька!
Как будто в ответ на чердаке, где располагалась Тенькина лаборатория, что-то гулко лопнуло, а вниз по лестнице заструился густой сизый дым с запахом серы. Ристинка сморщила нос, Лернэ только кротко вздохнула. Подобные казусы в этом доме случались по несколько раз в неделю.
— Тенька, блины стынут!
— Иду! — неразборчиво донеслось с чердака. — Лерка, у вас там надымило?
— Да, очень!
— Что?
— Очень дымно стало, говорю. Тенька, блины…
— Что-что?
— Дымища, не продохнуть! — гаркнул, не выдержав, Гера и подошел к лестнице. — Тенька, потом свои опыты закончишь, сестра зовет!
— А Клима уже спустилась? Что? А, нет? Я задержусь еще, тут так интересненько все выходит…
— Клима! — хором заорали Гера и Лернэ, потом юноша продолжил один: — Иди завтракать и по пути выцарапай Теньку с чердака!
Ристинка тем временем сидела за столом и с печалью косилась на остывающие блины, которые воспитание не позволяло есть в одиночестве. Так у них начиналась большая часть трапез. Лернэ готовила, Ристя помогала. Иногда присоединялся Гера, или же он первым спускался на запах еды. А потом битый час ждали Теньку с чердака и Климу со второго этажа, которая имела привычку запираться в своей комнате и делать там, по мнению бывшей благородной госпожи, смерч знает что. Надо сказать, спален на втором этаже было три, пусть и небольших. И лишь Климе отвели отдельную комнату, что раздражало неимоверно. Ристинка ютилась с Лернэ, Гера спал с Тенькой. Иногда, если было совсем уж невмоготу и хотелось одиночества, Ристя уходила вниз и спала на печи. Правда, когда Лернэ это замечала, то принималась ходить под печкой, пытаться Ристинку искренне пожалеть и чем-нибудь помочь, что сильно раздражало, ведь помочь это милое создание ей ничем не могло по определению. Разве только оставить в покое.
На этот раз Клима "снизошла" до обеда раньше колдуна, хотя такое бывало нечасто. Пока Гера и Лернэ на разные лады звали Теньку, обда устроилась во главе стола, совершенно не смущаясь налила себе отвара ромашки и положила на тарелку блинов с медом.
— Вообще-то в приличном обществе принято есть вместе со всеми, — не вытерпела Ристинка, глотая слюну.
— И что? — Клима налила на блин меда, свернула золотистый масляный кругляш в трубочку и с аппетитом откусила.
— Ты считаешь наше общество неприличным?
— Я считаю его выше приличий, — как ни в чем не бывало отбрила обда, невозмутимо кусая блин снова.
— Деревенщина, — процедила Ристинка, нюхая аромат блинов и отвара, но не в силах поступиться принципами.
— Лер! — тут же позвала Клима. — Выдай Ристе дополнительные три вилки, пять ложек, четыре ножа и хрустальный бокал.
— Чего? — захлопала глазами Лернэ. — Ристя, тебе зачем? У нас хрустального нет, только деревянный кубок из-под пива…
— А, хотя, нет, не выдавай, — обда сокрушенно качнула головой. — Там все равно не предусмотрен комплект для блинов с медом. Увы, Ристя, ходить тебе голодной. Брысь из-за стола, неприлично сидеть там, где не можешь съесть ни кусочка.
— Ристя! — Лернэ всплеснула руками. — Что-то случилось? Ты расстроена? Не ешь ничего, а почему? Ристя, ты скажи, я могу что-нибудь сделать? Хочешь, мы сегодня на рынок пойдем и купим пряников?
— Не хочу, — бывшая благородная госпожа была готова сквозь землю провалиться. Естественно, Клима не могла не знать нормы столового этикета, они входят в обязательную программу Института. Но как же можно: знать и так нагло их игнорировать? Это в голове Ристинки не укладывалось.
Клима время от времени украдкой посматривала на Тенькину сестру. Но не с благоговейным обожанием, как Гера, а задумчиво, изучающе. Дело в том, что познакомившись с умницей и красавицей Лернэ, обда дня три втайне изнывала от непрошеной зависти, пока не заметила одну странность. При той нелегкой жизни, которую вела девушка, она оставалась наивной, словно благородная госпожа, выросшая среди садовых роз. Лернэ свято верила всему, что говорят люди. Всякую неважную, на Климин взгляд, мелочь она принимала слишком близко к сердцу. Чего только стоит ее трепетная забота о комнатных цветах и беседы с ними, словно с живыми людьми. А уж сколько слез было пролито, когда завял один паршивенький ромашковый куст!