На мгновение Гера застыл, опешив, а потом переспросил:
— О чем ты?
Она посмотрела на него в упор. Взгляд был неожиданно ясным и проницательным.
— Все вы ждете, когда я оступлюсь, и меня раздавит теми делами, которые я уже успела наворотить. Одни боятся этого часа, другие мечтают, что он случится, третьим все равно, лишь бы урвать куш побольше. Объединяет вас одно: никто не сомневается, что это будет. Так вот: не дождетесь.
Это было сказано с болезненным торжеством.
— Но почему ты говоришь это мне? — спросил Гера. — Ты считаешь, что я… тоже? Клима, — он впервые с зимы обратился к ней по имени. — Я больше не твой друг и, наверное, никогда по-настоящему им для тебя не был. Что бы ты ни делала, и как бы ни… удивляли меня некоторые твои дела — я пойду за тобой и буду верить в тебя, даже если ты сама вдруг перестанешь верить, чего я себе представить не могу. Но подлости я не поддержу никогда. Не могу молчать, когда ты идешь против совести. Я умру, пусть даже от твоей руки, но все равно буду тащить тебя от подлых поступков, потому что верю: ты, обда Принамкского края, можешь добиться своего честно. Ведь не для подлости тебе дана эта великая сила, которая ведет нас за тобой и раскрывает запертые двери.
Теперь Клима глядела так, словно впервые его увидела. Она крепко, до белизны переплела пальцы, явно думая о чем-то необходимом, очень серьезном, но постоянно ускользающем. Гера вдруг вспомнил, как всего лет пять назад она точно так же стояла напротив, волнуясь и размышляя. Только на обоих была летная форма, а кругом — не коридоры дома заседаний в ведской столице, а потрепанные стены сарайчика для ортон и инвентаря. «Будешь моей правой рукой», — сказала тогда Клима. Потом помолчала и добавила: «Ну и другом тоже».
А эта, повзрослевшая, думала куда дольше, пару раз чуть приоткрывала рот, но смыкала губы снова, прежде чем тихо-тихо попросить:
— Прости меня.
Снова взгляд. В нем нет ни намека на властность и смерть, только неуверенное осознание потаенного, важного. И еще тише:
— Друзья?
Гера ответил, как и тогда, в сарайчике:
— Да, Клима. Что бы ни было.
По тому, как она улыбнулась, можно было понять: не забыла. Наверняка вспоминает сейчас о том же.
Клима потянулась всем телом, сбивая алую пелерину на плечо, и неожиданно призналась:
— У меня занятия только через два часа. Совещаний нет, бумаги кончились. Наверное, это и есть свободное время, но я уже не помню, как с ним быть.
— Тогда пойдем, навестим Теньку, — предложил Гера. — Ты когда у него в последний раз была?
— Давно, — Клима махнула рукой и поправила пелерину. — Он тогда еще не очнулся.
— И с тех пор ни разу не заходила?!
— Опять этот удивленный тон. Я вообще не понимаю, зачем днями просиживать у постели больного, если ты не врач, обреченный с ним возиться. Больные беспомощны и часто не в себе. По мне, лучше дождаться выздоровления.
— Уверяю тебя, Тенька уже полностью в своем уме! Ему ужасно скучно, и он рад любым посетителям. Особенно тебе.
Клима самодовольно улыбнулась и слезла с подоконника.
Тенька и правда чудовищно скучал, на что пожаловался первым делом.
— Это ни крокозябры не интересненько, — сообщил он, когда Гера и дорогая обда пристроились на стульях у кровати. — Мне можно только две вещи: есть и спать. Даже читать нельзя. Да что там читать — думать о чем-то сложнее мозельных аглорифмов! Сидеть нельзя, только полулежать головой на подушке. Больше пяти посетителей в день — нельзя. Больше получаса разговора — нельзя. Считать от нуля до десятков тысяч миллиардов — нельзя. Царапать ногтем по спинке кровати, строить рожи, петь песни, бросаться подушкой, выть на лампу — ничего нельзя! Ну, что вы сидите сиднем, вам-то разговаривать можно! Выкладывайте мне новости!
Клима опасливо отодвинулась и негромко заметила:
— Кажется, он все-таки стукнулся об тучу.
— Тебя бы так уложить на недельку-другую, моя злокозненная обда! — немедленно отреагировал Тенька.
Клима поразмыслила и придвинулась обратно.
Рассказывать изнывающему от скуки Теньке, как они все нынче заняты, было бы просто жестоко, поэтому Гера ограничился общими новостями — что поделывают горцы, какое становится лицо у Сефинтопалы всякий раз, когда присутствующая тут Клима начинает его строить, и сколь сокрушительное поражение третьего дня нанесли веды орденцам на границе.
— Все получилось в точности, как было задумано, — рассказывал Гера. — В Ордене ждали нашего наступления, но не так рано. Наши провернули несколько удачных операций и ввели в заблуждение разведку противника — в итоге та донесла, будто веды отозвали с границы часть войск. Дальше орденцы перешли в наступление, их пропустили глубже и окружили. Сейчас одни в плену, другие с большими потерями пытаются пробиться к своим. Но пленных больше. Скоро Клима поедет на границу и постарается сманить их к себе.