— Конкурс, — выплюнул я ещё раз, уже более злобно.
— Я их видел, ты молодец…
— Зачем ты их отправил? — сдался я. — Я же сказал, что заработаю. Теперь все увидят его… а я не хочу! — обречённо простонал я. — Нам не надо жалости…
На другом конце трубки повисла тишина. Сколько она продлилась, я не знал, но, видимо, слишком долго.
— Я полагаю, что бы я ни сказал, ты не поверишь, что это не я? — осторожно проговорил Минхёк.
— А кто?! Он сам?! — я снова закричал.
— Как бы это ни звучало, но оно более правдоподобно, чем это сделал я, — Минхёк всё ещё гнул свою линию. А я так ничего и не мог понять.
— Ты хочешь, чтобы я тебе поверил?
— Не хочу. Но это сделал не я, — твёрдо заявил он. — Твой ноутбук сейчас у тебя, проверь почту и удалённые письма.
— И ты уверен, что их там нет? — мой гнев сменился на страх.
— Более чем. Если только ты сам ничего не отправлял.
Я завис. Слова Минхёка не укладывались в моей голове, как и то, что только что произошло. Я совсем запутался и не знал, как поступить дальше. Если фотографии были действительно отправлены, а я выиграл, это означало то, что о Чангюне все узнают. Я вмиг почувствовал себя самым ужасным существом на планете. На какое-то мгновение мне даже захотелось выйти в соседнее окно, но я изо всех сил закусил губы и сделал несколько глубоких вдохов. Минхёк всё ещё висел на линии и слышал мои тяжёлых вздохи, явно обеспокоенный моим состоянием. Кое-как распрощавшись и соврав о том, что я был в полном порядке, я на ватных ногах вернулся к двери своей квартиры.
Всего лишь один шаг. Один чёртов шаг перед тем, как я шагну в пропасть и больше никогда из неё не выберусь и не отмоюсь. Все мои клятвы были просто ничем. Я предал Чангюна. Разом нарушил все данные обещания, слова, предав того, кто доверился мне целиком. Мне захотелось исчезнуть из этой жизни, провалиться сквозь землю, ведь то, что было сделано, было полностью моей виной. Я не знал, сколько я простоял под дверью, прежде чем, не помня себя, вошёл внутрь своей квартиры.
— Хён-а, ты где?
Его низкий, чуть напуганный голос вернул меня в реальность. Я метнулся в спальню, рассеянно наблюдал за тем, как Чангюн на ощупь находит свою рубашку и снова натягивает ее на руки. Я догадывался — он уже понял, что я стою напротив, но почему-то больше ни о чем не хотел меня спросить.
— Я тебя напугал? — смущенно спросил я, присаживаясь на краешек кровати.
Парнишка кивнул, прикрыл ноги одеялом и застегнул всего-лишь одну пуговицу на груди.
— Ты иногда громко кричишь. Наверное, у тебя что-то не так.
— Это просто работа, — неуверенно соврал я и подвинулся ближе. — Ты же помнишь, какие люди у нас работают.
Не было похоже, что он мне поверил, однако все равно кивнул и протянул мне ладони, спрятанные под длинными рукавами. Я тут же поднес их к своим губам, а затем обхватил ими собственные щеки. Почему в тот момент мне показалось, будто я с ним прощаюсь?
— Ты говорил, что доверяешь мне… — тихо прошептал я, приблизившись к его лицу на расстояние поцелуя.
— Конечно, — утвердительный кивок, чуть заметная улыбка, и его губы почти невесомо коснулись кончика моего носа.
— Ты знаешь, какая сумма у тебя на руках? — сам не верил, что произнес эти слова, но я уже горел идеей.
У нас были деньги. Нет. У него были деньги. Они никогда не были моими. Проблемы, связанные с конкурсом и выставкой, мигом отошли на второй план. Я решил разобраться с ними позже. Чангюн не мог узнать о существовании этих фото. Может, я зря волновался?
Он постарался тихонько вывернуться из моих рук, подобрал под себя ноги и натянул на колени длинный подол рубахи.
— Знаю…
Я моментально понял его настроение, вспомнив, сколько лежало в кошельке, а потому обхватил ладонями его щеки и приподнял лицо. Он улыбнулся, но настолько пристыженно, что мне самому стало неловко.
— Тебе ее хватает, Гюн-и.
— Нет… — быстро перебил он меня и затряс головой. — Не хватает. Но я вкладываю туда свое пособие… Скоро хватит…
Его слова будили во мне слезы. Я не сдержал своего порыва и обнял его. Обнял так, что из придавленной груди тихим стоном вышел воздух.
— Тебе ее хватает, Гюн-и, это не вопрос.
— Но…
Я перебил его поцелуем в лоб, в закрытые веки, в выразительный нос, на кончике которого успели застыть слезинки. Он плакал, и я не сдержался вместе с ним. Я видел и чувствовал, как мои собственные слезы капают на его щеки и стекают по шее.
Крепкие пальцы вцепились в пояс моих штанов, а короткие ногти чуть оцарапали кожу на пояснице. Чангюн не мог сказать ни слова, тыкался лбом сначала мне в подбородок, а затем в шею. По моей груди катились его слезы и, думаю, даже несмотря на то, что он сам дрожал, как осиновый листок, все равно чувствовал, как дрожу я.
— Тебе ее хватает… — шепотом подытожил я, сильнее обхватывая худую спину руками.
♫♫♫
После всех пройденных нами консультаций, мне уже начинало казаться, будто на операцию иду я сам. Я боялся больше, чем Чангюн, я не спал ночами, постоянно вскакивал и проверял, в порядке ли он. Он же не переживал совсем. Довольно улыбался, когда представлял себе, как наконец-то сможет увидеть хоть что-то, пусть это будут обычные цветные пятна. Нас предупредили сразу, что стопроцентного результата ждать не стоит. Операция может помочь вернуть зрение, а может пройти впустую. Денег, само собой, никто вернуть не обещает, моего морального и его физического здоровья тоже.
С моей стороны было очень эгоистично — не хотеть, чтобы день операции настал. Сначала он казался мне таким далеким, но я знал, что он неизбежно придет. Внутри меня все было не на месте, я стал дерганым и чаще уходил с головой в работу, чтобы перестать думать.
Вечерами Чангюн лежал у меня на коленях, перебирал пальцами собачий мех и мечтал, как он увидит нас обоих. Я смотрел в его глаза и не верил, как они могут стать другими. Я к ним уже привык, и мне они казались самыми красивыми, словно капля черного кофе, растворенная в стакане молока. А еще я боялся, что не понравлюсь ему. Бывает же такое, что переписываешься с человеком долгое время, а позвонить ему не можешь, потому что стесняешься своего голоса. А я стеснялся своей внешности, хотя раньше даже не задумывался об этом. Я просто встречался с людьми, они сразу видели, какой я. Но тут почему-то было иначе. Че Хёнвон — большой трус.
Я не спал всю ночь, думая, что утро вот-вот настанет, и мне нужно будет проводить Чангюна в больницу. Я считал последние часы, последние минуты, оставшиеся до звонка будильника, гладил мирно спящее тельце через одеяло и надеялся, что он проспит. Мне казалось, что я готов был изобрести машину времени, чтобы повернуть время вспять и дать нам побыть вместе еще немного.
Мы вместе собирали сумку с самыми необходимыми вещами. Я готов был засунуть туда целый дом… А вдруг пригодится то, чем никогда не пользовался. Так ведь всегда случается?
Нам даже не дали попрощаться. Может быть, дело было в том, что мы прилично опоздали на последний осмотр, простояв в проклятой пробке. Возможно, это было даже к лучшему. Я чувствовал, что не смогу его отпустить, потому отрывать нужно было резко.
Мне нужно было как-то научиться снова жить без него. Кью заметно скучал и даже без лишних уговоров ходил со мной гулять. Он вяло ел, постоянно таскал в пасти вещи Чангюна и скулил, сидя у входной двери. Я и сам уже сходил с ума, а ведь не прошло даже недели.
Отвлекался я только на работе, но и там рука тянулась к телефону, чтобы набрать номер отделения и пригласить Чангюна к трубке. Никогда бы не подумал, что несчастные десять дней, которые ему нужно было провести в больнице, окажутся такой тягучей вечностью.
Я не выдержал уже на четвертый день. Завалился на кровать с телефоном в руке и набрал номер из договора, который мне дали в больнице. Кью улегся рядом со мной, положил лапы на подушку и протяжно заскулил. Он все понимал и настраивал торчащие ушки в динамик телефона, надеясь услышать такой родной ему голос.
Я и сам уже был похож на этого пса, когда сжимал в пальцах спальный костюм, который так и не смог убрать с кровати, оставив его в таком виде, в котором Чангюн его скинул в то утро.