— Хён… — прошептал он, робко сжимая мои волосы. — Я люблю тебя…
========== 8. В лучах заката ==========
Я едва дождался, когда мне можно будет забрать Чангюна домой. До его выписки из больницы я успел дважды сделать уборку, приготовить вкусной еды и раз десять вычесать собаку. Я слишком волновался буквально за все. Вдруг Чангюну будет мешать пыль, или постеленное не первую неделю белье на кровати, или собачья шерсть, или мыло, которое очень сильно сушит кожу. С одной стороны я понимал, что не смогу огородить от всего, но в моих силах устранить хотя бы такие мелочи.
Можно было догадаться, что радостный Кью буквально собьет Чангюна с ног, стоит тому переступить порог. Если я навещал его в больнице каждый день, то мохнатое чудовище грустило дома. Само собой, что пёс тут же вспомнил о нашей с ним вражде. Это он только притворялся милым, чтобы я его кормил, а теперь, когда его хозяин вернулся домой, можно, образно говоря, снова гадить мне в тапки.
Мне было волнительно еще и потому, что это буквально первый день, когда Чангюн полностью снял повязку. Всего лишь день назад он даже по больничной палате еще ходил с повязанной на голове лентой. Страшно было даже подумать, что он скажет о том месте, где все время проживал, о своем мохнатом друге… обо мне.
Чангюн застыл посреди коридора, аккуратно поставил свой рюкзак на пол и, закрыв глаза, глубоко вдохнул. Он даже почти не обращал внимание на вертящегося у ног пса, лишь гладил его одной рукой и слегка улыбался. Это было на него не похоже, ведь обычно он смеялся и обнимал Кью, а сейчас… Я начинал переживать и гнуть пальцы до характерного хруста, но не решался ничего спросить. А потом я понял, что он тоже очень волнуется. Ему предстояло заново познакомиться со мной и даже с самим собой.
— Тебя что-то беспокоит? — осмелился я спросить, потому что уже не находил себе места.
Он кивнул, чуть приоткрыл глаза и повернулся ко мне.
— Мой запах, — услышал я застенчивый шепот. — Мне не нравится, что от меня пахнет больницей.
— Хочешь, чтобы я тебе помог?
У меня было не очень спокойно на душе из-за того, что Чангюн передвигался по квартире с закрытыми глазами. Мне казалось, что ему не нравится, что он наконец может видеть. Он словно прятался и не мог принять того, что теперь может ходить не по заученному маршруту, а вполне выбирать короткий путь глазами.
Его пальцы скользили по стенам, ощупывали дверные ручки, выключатели. Он все так же молча сел на кровать в спальне, зажал рюкзак между ног и попытался найти в нем футляр с очками. Чангюн все делал на ощупь, и мне стало совестно за то, что это именно я толкнул его на операцию. Возможно, он и правда не хотел ее и очень боялся. Больно ли ему сейчас? Может, терпит и ничего не говорит?
— Ты ничего от меня не скрываешь? — поинтересовался я, присаживаясь перед Чангюном на корточки.
Он не ответил, а я к своему ужасу заметил, что по щекам его текут слезы. Кью прилег рядом со мной и заскулил. Мы переглянулись. Определенно с Чангюном было что-то не так.
— Я все еще себя не видел, — сознался он, смахивая слезы с кончика носа. — Я хотел, чтобы в этот момент ты был рядом.
— Хочешь посмотреть в зеркало? — я позволил себе улыбнуться и взяться ладонями за его колени.
— В ванной…
— То есть без…
— Без всего…
От болезненных мурашек я едва не повалился на пол. Теперь мне нужно было тщательнее скрывать свое состояние, ведь Чангюн мог меня видеть, однако еще ни разу не взглянул. Его глаза все еще были закрыты.
Я согласился, полностью уверенный в том, что было слышно мое колотящееся сердце. Сейчас можно было даже поспорить, кому из нас страшнее. Все так же сидя на кровати мы обработали веки, закапали в глаза, а потом я помог Чангюну достать очки. Выглядел он в них сногсшибательно. И без того острые черты лица подчеркнула широкая черная оправа. Тогда он в первый раз при мне полностью открыл глаза.
— Поверить не могу, что ты все тот же, — не желая скрывать, я сказал именно то, что было на уме.
— Но это же не мое…
— Тебе надо перестать так думать.
— Странно выгляжу, да? — и тут он улыбнулся моей любимой улыбкой, широкой и искренней.
Я поднялся и протянул ему руку, решил не отвечать, а показать, чтобы он все увидел сам. Не с первого раза, но у него получилось вложить свою ладонь в мою. Настроение заметно приподнялось. Малейшие успехи казались великим достижением. Чангюн даже поначалу вытянул руку, чтобы коснуться ею стены, но потом приостановился и спрятал ее в карман. Сам себе кивнул, сильнее стиснул мои пальцы и выпрямил спину. Он как будто бы даже стал казаться выше и старше, точнее, на свой возраст, а не на забитого подростка.
Все должно измениться. Я часто задумывался, почему он так выглядел. Возможно, потеряв зрение еще совсем мальчишкой, он застыл примерно в том возрасте. Росло его тело, появлялись естественные потребности, развивался мозг, но всем своим желаниям и уму он просто не находил выхода. Означало ли это, что ему могу разонравиться я? Он найдет себе другого? Или другую? Иногда я откровенно паниковал, но потом брал себя в руки и убеждал в том, что приму любое его решение. Так нагло я еще себя не обманывал.
Мы встали у напольного зеркала в ванной. Я спрятался у Чангюна за спиной, придерживал его за талию, а он подходил ближе, щурился и протянул руку вперед. Когда его пальцы едва коснулись зеркала, он остановился. Наверное, расстояния вытянутой руки ему сейчас хватало, чтобы себя рассмотреть.
Я уткнулся носом ему в затылок, чуть коснулся его губами через густую шапку волос и крепче опоясал руками тонкую талию. Сейчас он должен был начать говорить первым, а я — терпеливо молчать.
— Я тебе нравлюсь таким? — он подавил смешок и принялся расстегивать пуговицы на рубашке.
— Гюн-и, прости, если я отвечу грубо, — не поднимая головы, я поймал его рассеянный взгляд в отражении. — Но я тебя вижу не первый день. Разве случилось бы то, что было между нами, если бы ты мне не нравился?
— Может, тебе нравился прежний я?
— Для меня ты не изменился.
Вывернувшись в моих руках, Чангюн встал ко мне лицом, его руки взлетели так быстро, что я успел испугаться, но он лишь обхватил мое лицо своими чуть влажными от волнения ладонями.
— Хён… Я тебя вижу…
Тогда я впервые заглянул ему в глаза. Капли уже привычно сняли некоторое покраснение, слезы течь перестали, а глубокий черный цвет сжигал меня изнутри.
— Разочарован? — я постарался перевести это в шутку и рассмеялся.
Чангюн моей шутки не понял и был довольно серьезен. Трогал мое лицо ладонями, перебирал пальцами брови, щеки, губы, щипал за кожу. Мы улыбнулись одновременно, когда я в шутку прикусил его за палец.
— Ты очень красивый.
— Ты меня так и представлял?
Он покачал головой и скинул с плеч рубашку. Не знаю, что двигало мной тогда, но я повторил его жест, и мы оба остались без верха. Руки парнишки спустились мне на грудь, и это вызвало приятную волнительную щекотку. Я поежился, послышалось тихое хмыканье, после которого Чангюн прижался спиной к моей груди.
— Я не знаю, что сказать, хён. Наверное, я был к этому не готов. Все случилось так неожиданно, и я теряюсь в догадках, кто тебя мне послал. Я прекрасно понимаю, что ты дал мне много денег, но не представляю, как отдам их.
— Мне не нужно ничего отдавать, — я прикусил язык и снова склонился над Чангюном, чтобы клюнуть его носом в макушку. — Я предлагаю никогда больше не поднимать эту тему. Дело уже сделано, я распорядился деньгами так, как считал нужным.
— Что делать теперь?..
— Я думал, ты будешь рад, и мне жаль, что это не так… Я не буду предлагать все вернуть, как было, а потому не вижу выхода из сложившейся ситуации. В любом случае я не возьму твои деньги, если ты когда-то решишь мне их отдать. Твой кошелек и твоя карта там, где и были. Я не взял оттуда ничего…
Он закачал головой из стороны в сторону и развернулся. Прижался своими губами к моим и больно схватился пальцами за мои волосы. Я понял, что наговорил лишнего.