— Прости, хён…
Я заметил, как его пальцы пробежались по моей груди, животу, паху и зацепились за пояс брюк. Думаю, он ощутил, что я не смог не отреагировать на его прикосновения, а потому улыбнулся.
— Ты все сможешь, ничего не бойся, ты не один.
— Я не один, — выдохнул он мне в губы, а я крепче обхватил его за талию.
♫♫♫
Никогда бы не подумал, что скажу такое, но я был счастлив вернуться на работу в офис. Напряженные дни и недели прошли, и Чангюн уже научился выходить на улицу без меня. Ему потребовалось гораздо меньше времени, чем я предполагал. Подработки я свои бросать не торопился, будучи уверенным, что деньги лишними не бывают. У меня были грандиозные планы, куда потратить целое состояние, которое я еще не заработал. Это давало мне стимул работать усерднее.
В обед, на небольшой кухне нашего офиса, ко мне подкрался тот, о чьем существовании я уже позабыл. Я молча допивал свой чай с пустой булочкой, когда перед моим носом опустился небольшой стаканчик из алюминия, а из него пахнуло алкоголем.
— Спрячь это, — буркнул я в чашку, не поднимая головы. — Если узнают, то могут даже уволить.
— Пока еще не узнали, — я краем глаза заметил, как он пожал плечами. — Там не так много, чтобы унюхать. Выпьем за наш с тобой хрупкий мир?
— Я белого флага не поднимал… трусов тоже… И на работе я пить не собираюсь.
— Да брось, — толкнули меня в плечо. — Ты же не за рулем, да и не знаю, будешь ли когда-нибудь теперь.
— Какое тебе дело до того, на чем я передвигаюсь? У тебя все есть, но что же ты не счастлив тогда?
Не знаю, задумался ли Хосок над моим вопросом, но он замолчал. Стукнул дверцей холодильника, а потом совершенно бесцеремонно подсел ко мне вплотную, чиркнув стулом по кафельной плитке. Я заметил еще один точно такой же стаканчик у него в руке, из которого он тоже не торопился отпить. Провоцировал?
— Тогда давай сделаем несчастный глоток этого дорогого виски за твою семейную жизнь, — Хосок подвинул предназначенный для меня стаканчик ближе, а я демонстративно отставил его на другой край стола. — Фу, как грубо. Тогда просто поделись со мной, как дела у супруги.
Я скорчился от его сладкого голоса, который он, естественно, делал нарочно. Снова взял свою чашку с уже остывшим чаем и сделал последний глоток.
— Когда женюсь, обязательно у нее спрошу.
Мне нужно было уйти уже в этот момент. Я знал, что ничего хорошего из наших разговоров никогда не выходило, они никогда не заканчивались спокойным рукопожатием и пожеланием удачного дня.
— А я думал, что щеночек как раз выполняет роль супруги в ваших отношениях. Я в жизни не поверю, что не ты подложил его под себя, а он тебя.
Я готов был сорваться, кулак мой был наготове, чтобы врезать между глаз, а пальцы по-прежнему сжимали чашку. Я помнил слова Минхёка о том, что кого-то из нас могут уволить. Того, кто первый не выдержит?
— Откуда в тебе столько злобы? — я выдавил из себя улыбку и поднялся со стула. — Почему ты всегда стараешься меня чем-то задеть?
— Никакой злобы, Вонн-и, — развел он руками и делано надул губы. — Я просто пытаюсь тебе показать, как неприятно разговаривать с лицемером.
Я сощурился.
— Выходит, это я лицемер?
— Ты еще и лжец.
— Даже так, — наигранно удивился я и приложил пальцы к подбородку. — И где я тебе соврал?
— Понимаешь ли, я бы понял твой отказ. Ну сказал бы, что я тебе не нравлюсь, и закончили бы на этом. Но нет, ты постоянно бегал с какими-то девками и притворялся не тем, кем являешься. С твоего позволения я не буду об этом кричать…
— Очень благородно, — рассмеялся я.
— А потом появился этот мальчишка, и ты готов ради него буквально на все. Разумеется, он тебе отплачивает, но ведь и ты не против это брать. Я не прав? Скажи, а как он отреагирует на то, что ты неплохо на нем заработал?
— Я отдал все деньги ему…
— А ты докажи, — и тон Хосока стал совсем не похож на тот теплый, с которого мы начинали. — Думаю, что совсем скоро щеночку будет очень больно.
Я сжал в руке чашку, готовый там ее и сломать, второй рукой схватился за кран. Мне нельзя было потерять работу, и я чувствовал себя беспомощным перед такими заявлениями. Он буквально мог сделать со мной все, что угодно, а мне приходилось стоять и впитывать. А самое главное — он знал, куда бить больнее всего.
— Ты этого не сделаешь, — процедил я сквозь зубы и отвернулся.
В ответ мне издевательски несколько раз цокнули языком, будто пристыживая.
— Я уже это сделал…
Голова закружилась, а сердце подскочило к горлу. Я не смог сдвинуться с места даже тогда, когда Хосок выплеснул содержимое обоих стаканчиков — и я до сих пор не знал, что в них было — в раковину. Он просто ушел, привычным жестом откинув назад полы пиджака, а я наблюдал за рассыпавшимися осколками собственной чашки.
О нашей очередной ссоре я молчал весь день. Вместо работы в голове были мысли о том, как уберечь Чангюна от того, что может сделать Хосок. Я не мог его спрятать, не мог не выпускать из дома, не мог просить ни с кем не разговаривать. Чангюн не маленький мальчик. И с чего бы он стал меня слушаться? Как бы он ни выглядел, как бы порой не вел себя, он — вполне взрослый человек… Которого просто очень легко ранить.
Очень некстати пришло сообщение из магазина, в котором я заказал Чангюну подарок. В свете последних событий я уже задумался, а нужен ли ему был вот такой подарок. С последней зарплаты я потратил на него не так уж и мало, а потому нужно было забирать, потом дарить, и уже только потом думать, как жить на то, что осталось.
Выигрыш с конкурса еще не был до конца потрачен, оставшиеся деньги я отложил и дал себе слово, что не прикоснусь к ним. Они были не мои. Я постоянно твердил себе это. Фотографии я надежно спрятал в самую дальнюю папку на своем ноутбуке, которую и сам уже мог не найти. Удалить не поднялась рука. Почистил историю браузера и входящие письма, чтобы ничего не напоминало мне о моем поступке, а так же не могло рассказать о нем Чангюну.
Вечером мы пошли гулять с собакой. Свой подарок я положил в сумку и взял с собой, надеясь подарить его в самом особенном для нас месте. Подумать только, если бы не Кью, возможно, и не было бы у нас любимого места, а лично у меня — первого поцелуя, после которого я постепенно начал смиряться с тем, кто я есть.
Именно сейчас, шагая по лестнице на крышу, надеясь увидеть яркий закат, держа в одной руке ладошку Чангюна, а в другой — собачий поводок, я не видел ничего ужасного или преступного в том, что мне понравился парень. Один. Конкретный. Не сказать, что я пытался это скрыть, но и кричать не собирался. Я не чувствовал себя особенным или неправильным. Я понял, что для меня ровным счетом ничего не изменилось. Я остался собой, помог человеку снова увидеть мир, и именно он показал мне, а не я ему, какой этот мир интересный.
— Я знаю, почему ты привел меня сюда. Я узнал это место.
Мы сели на тот же самый бетонный выступ точно так же, как сделали это в первый раз. Кью сидел между нами, подставляя белую мордочку с прищуренными глазками встречному ветру. Шерсть его окрасилась в теплый оранжевый, как и наши лица. Осеннее солнце было крупнее, холоднее и быстрее скатывалось за горизонт. Мы успели как раз вовремя.
— Как ты это понял? — переспросил я, улыбнувшись.
— Я помню, как мы сюда поднимались, — Чангюн глубоко вздохнул, подсел ближе и уронил голову мне на плечо. — И пахнет тут точно так же, как и тогда.
— Я хотел показать тебе закат именно отсюда, думал об этом с того самого дня. Я считал ужасной несправедливостью то, что ты был лишен всего этого.
Он долго молчал, удобнее устроился у меня на плече и немного поежился. Совсем как в тот раз. И я прикрыл его худую спину полами своей ветровки. Его волосы вкусно пахли сладким шампунем, и я с удовольствием вдохнул этого густого запаха, смешанного с ароматом его кожи.
— Не могу представить, как жить дальше, — он легко повел плечом, на котором лежала моя ладонь. — Я ничего не умею и настолько беспомощный… словно ребенок. Я нигде не учился, у меня нет образования, я даже не могу помочь тебе зарабатывать деньги…