После этих слов меня слегка передернуло. Впрочем, Чангюн этого не заметил, продолжая через темные стекла очков наблюдать за угасающим солнцем.
— Гюн-и, о чем ты думаешь? — сжав пальцами его плечо, я дождался ответного взгляда. — В начале лета, когда мы только познакомились, ты и предположить не мог, что сможешь видеть. Ты воодушевленно рассказывал о музыке, ты с удовольствием играл, ты хотел видеть мир.
— А мир хотел видеть меня?
Я выдохнул и покачал головой. Иногда Чангюна будто подменяли, и он становился депрессивным подростком, который видит во всем только негатив.
— У тебя бывает хорошее настроение?
— Вечером, когда засыпаю позже, чем ты, — он улыбнулся мне, поджав губы, и я забыл все на свете, снова увидев его очаровательные ямочки на щеках.
— И что же ты такое делаешь, когда я засыпаю?
Чангюн повторил мою лукавую улыбку и вскользь мазнул мне по губам намеком на поцелуй.
— Смотрю на тебя. Но никогда не трогаю, — добавил он почти шепотом. — Люди очень интересные. Я часто засматриваюсь на них, когда они здороваются со мной или просто проходят мимо. Наверное, я выгляжу странно, но я смотрел в темноту двенадцать лет, поэтому сейчас мне интересно все.
Я кивнул ему, уперся подбородком во взлохмаченную маковку и прикрыл глаза. Под тонкие веки проникал солнечный свет, и я бессознательно повторял про себя: «смотрел в темноту». От одних только слов шел мороз по коже.
— Я заметил, что ты пробовал читать книги, — решил я сменить тему.
Чангюн недовольно завозился, будто хотел, чтобы я его не трогал, но делал он это очень лениво. Делал вид.
— Хён, я умею читать, я знаю грамматику, просто пока у меня все немного расплывается, и я не могу читать быстро.
Пришлось оборвать его звучным поцелуем в прохладный висок.
— Я не хотел тебя обидеть.
— Ты не обидел, — голос его стал мягче. — Я сам говорил, что не умею читать и писать… Я просто немного расстроился тогда. Хотя… писать рукой я, наверное, все же не смогу. Могу набирать текст на клавиатуре.
Отстранив Чангюна от себя на вытянутых руках, я картинно нахмурился. Заметил, как розовеют его скулы, а взгляд искоса падает на мою сумку.
— Ты так говоришь, потому что уже о чем-то догадываешься?
— Нет! — почти выкрикнул он и снова стушевался. — Да… Немного…
— Подглядывал, значит?.. Не спал…
— Я случайно!
Я только сделал вид, что расстроился, пожурил для порядка, сказал, что подглядывать нехорошо. Мы оба понимали, что это такая шуточная игра. Открыв сумку, я вынул из нее коробку, мной неумело закрученную в подарочную бумагу.
— Обидно, что сюрприза не вышло, — смущенно почесав затылок, я протянул свой подарок в руки Чангюна. — Я просто подумал, что у тебя должен быть свой телефон, чтобы ты всегда был на связи, мог не носить с собой наличные деньги, а еще делать фотографии, если увидишь то, что тебе очень понравится.
— У него мой любимый цвет.
А я смотрел на кривую упаковку, под которой было абсолютно ничего не видно, и понимал, что этот хитрый лис совсем не случайно все подглядел. Видимо, Чангюн тоже понял, что но сказал, и мы оба засмеялись.
— Он даже это уже знает…
— Еще бы научиться им пользоваться.
— Это вообще не проблема. Малые дети учатся за пару дней. Не забывай, что я тебе всегда все подскажу.
Было видно, что Чангюн остался доволен подарком. Он прижал коробку к себе, снова положил голову мне на плечо и сам укрыл себя моей большой ветровкой.
— Солнце совсем село… — он лениво зевнул, а Кью повторил за ним, тихонько поскуливая.
— Чтобы на другой стороне начался новый день…
— Бесконечный цикл…
— Ну… — усмехнулся я. — Когда-нибудь перегорит и перестанет.
— Я то-оже тебя люблю…
♫♫♫
Моя жизнь с Чангюном осталась прежней, но в то же время переменилась. Из-за того, что он был лишён зрения в течение стольких лет, практически все простые и бытовые вещи казались ему новыми. Мне же нравилось ему что-либо объяснять или рассказывать, ставить руки в правильное положение, когда он собирался что-то сделать или потрогать. Я был счастлив помогать ему открывать этот мир заново. Каждый раз, когда у Чангюна что-то не получалось, он сразу краснел, но я тут же оказывался рядом, беря его ладони в свои и целуя их.
— Но хён, это же… так просто… А я не могу делать даже такое лёгкое… — бубнил Чангюн, смущённо опуская взгляд в пол, когда в очередной раз не справился с духовкой, пытаясь испечь пирог по какому-то рецепту, найденному в интернете.
Когда у Чангюна что-то не ладилось, он смешно надувал губы, а его очки сползали ему на кончик носа. Фокусировать взгляд ему всё ещё было непросто, а потому я и настаивал на ношении очков.
— Ты отлично справляешься, — подбадривал его я, присаживаясь на корточки. — Помнишь, как было в первый раз?
Чангюн невольно улыбнулся, когда вспомнил очередную попытку готовки и рассыпанную по всей квартире муку.
— Ты очень далеко продвинулся, и сейчас у тебя получается намного лучше, — произнёс я, заглядывая в тёмные глаза.
— Зато Кью тогда повеселился, — заметил парнишка с улыбкой.
— Вот видишь, всё гораздо лучше, чем ты думаешь. Давай попробуем ещё раз. Смотри…
Я терпеливо объяснял ему принцип работы приборов и как ими пользоваться. Учил его готовить, всё ещё считая себя бездарным поваром. Чангюн стоял возле меня, кивал, а я умилялся его нахмуренным бровям, сдвинутым к переносице, и закушенным в напряжении губам.
Чангюн обожал учиться чему-то новому, но порой выглядел слишком раздосадованным. В первый раз, когда он решил научиться писать заново и дрожащей рукой выводил буквы, он часто раздражался. Один раз дошло до того, что он скинул все исписанные кривыми слогами листки на пол и ушел в ванную. Спустя несколько минут я пошёл следом за ним, спокойно постучал и, не дожидаясь сиплого «Открыто», вошёл в ванную. Чангюн сидел на полу, обняв колени и спрятав в них своё лицо. Я ничего не сказал ему, только присел на корточки и обнял. Парнишка же обнял меня за шею, шепча тихое «Прости». А потом мы сидели на балконе и болтали о всякой чепухе: я обнимал его за талию, а он держал в руках кружку с любимым мятным какао.
С телефоном всё вышло намного проще. Сам того не ожидая, Чангюн быстро освоился. Особенно ему понравилось делать новые снимки. Однако у этого развлечения появился небольшой «побочный эффект» — Чангюн стал меня фотографировать или просить сделать с ним селфи. И если на второе я никогда не отказывал, то первое вызывало у меня нервный тик — фотографироваться я почему-то не любил.
Кроме случайных снимков меня в телефоне оказывались фотографии с Кью, или просто Кью на прогулке или дома. Когда я случайно нашёл его телефон, зарытый в одеяле, я обратил внимание на загоревшийся тусклым светом экран: Чангюн поставил на фон моё фото. На том фото я полулежал на кровати с ноутбуком, в очках, и что-то сосредоточенно печатал. Фото было обычным, но то, что Чангюн поставил его на фоновый рисунок, заставило моё сердце биться чаще. Разблокировав его телефон (пароль мы пока не ставили на всякий случай), я нашёл второй снимок, но уже на обоях — на нём тоже был я, но спящий. Чангюн украдкой сфотографировал меня — очередное обыкновенное фото, но даже привереде вроде меня оно показалось чертовски милым и настоящим.
Что мне больше всего нравилось в Чангюне, так это его способность не сдаваться, даже несмотря на некоторые моменты раздражения и досады.
— У меня всё получилось! — парнишка протянул мне свежеиспечённый пирог с яблоками и корицей. — Я строго следовал твоим инструкциям!
Я же невольно вспомнил, как однажды рассказал Чангюну про традиционную выпечку на осень. Сентябрь был в самом разгаре, и Чангюн решил испечь пирог с яблоками и корицей, вспомнив про «осеннее настроение»
— Хён, обещай мне, что попробуешь прямо сейчас, — Чангюн скрестил руки на груди, облокачиваясь поясницей на кухонную столешницу, и надул губы.