Наши с Джинн руки поменялись местами, теперь она накрывала мою кисть своей ладонью.
— Почему ты мне никогда этого не рассказывал?
— Чего именно? Что у меня есть друг? Ну надо же…
Джинн моей иронии не разделила и осталась серьезной.
— Что он тебе не просто друг.
— Боже, да! — кажется, на эмоциях я выкрикнул громче, чем нужно было. — Он мне не просто друг, он мой начальник!
Она протянула обе руки ко мне и взялась за пальцы. Наверное, со стороны мы выглядели влюбленной парой, но на этот раз я знал, что это не так, и меня это не трогало.
— Даже с рассказа Гюн-и я понимаю, что он — твоя первая влюбленность. Сколько тебе было лет? Двенадцать?
— Влюбленность?! — мои глаза округлились, но я продолжал смеяться, воспринимая все услышанное, как бред сумасшедшего. — Вы с ума сошли что ли?
— Он немного ревнует и в красках пересказал мне историю, которой ты с ним поделился.
— Может, он преувеличил? — повел я плечом и даже смутился.
— Почему ты мне раньше не рассказывал об этом?
— Ты не спрашивала. Мы не копались в моем детстве.
— Ты всегда был таким, — она вздохнула, отпустила мою руку и стала аккуратно складывать подписанные мной документы в сумочку. — Ты даже себя пытался поломать. Вон-а, мы встречались год, но так и не дошли до интима. Не пытайся больше себя перестроить. Хорошего дня и… спасибо за кофе.
— Да не за что, — проговорил я уже сам себе, схватился за голову и уставился в стол.
Ну и кто из нас ослеп в детстве?
♫♫♫
Чангюн тихо простонал, когда мои губы коснулись родинок на его тонкой шее. Его бронзовая, немного влажная кожа светилась под бликами тусклого ночника. Всё ещё горячий после нашей близости, расслабленный и такой желанный, он, сидя ко мне спиной, откинул голову мне на плечо. Губами я ощутил россыпь маленьких мурашек, побежавших по его плечам, из-за проникающей в комнату сквозь приоткрытый балкон прохлады. Погладив ладонью всё ещё влажные, подрагивающие от недавнего удовольствия ноги Чангюна, я накрыл их одеялом. Парнишка улыбнулся и прикрыл глаза, позволяя мне целовать его.
— Тебе холодно? — прошептал я в его шею. Моя рука тем временем остановилась на его животе.
— Не тогда, когда ты рядом, — прошептал в ответ Чангюн и протянул руку выше, чтобы коснуться моих волос. Его глаза всё ещё были затуманены нашей близостью, но каким же волшебным я находил их блеск.
Я обнял Чангюна обеими руками, а он коснулся пальцами моих предплечий, прижимаясь к моей груди спиной.
— Луна сегодня такая красивая, не правда ли? — вдруг произнёс Чангюн с какой-то долей серьёзности в голосе и даже немного развернулся в моих объятиях, чтобы погладить меня по щеке.
Вместо ответа я подцепил его подбородок пальцами и утянул в томный, такой же нежный, как и сам Чангюн, поцелуй. Мой ответ был уже давно известен.
— Мне не хватало тебя так близко, — парнишка всё так же шептал, словно боялся, что нас могут услышать.
— Теперь я рядом, и таких моментов будет больше, — пообещал ему я без толики сомнения.
Я скучал по нему такому. Скучал по его робкому шёпоту, осторожным признаниям и слишком лёгким касаниям, даже когда он держался за мои плечи в особенно приятные моменты. Неужели всё налаживается? Я мысленно благодарил всех богов за такой подарок судьбы, не забывая и Джинн. Если бы не сеансы с ней, возможно, я бы потерял Чангюна навсегда.
— Ты очень красивый, — я снова прильнул губами к уху Чангюна. — Особенно сейчас… — на его виске остался мой поцелуй.
— Жаль, что я не могу сфотографировать тебя таким, — я не удержался от своей навязчивой мысли, которая преследовала меня весь сегодняшний вечер.
Чангюн внезапно застыл в моих руках.
— Сфотографировать? — эхом отозвался он, поджимая губы.
Я же не придал его жесту никакого значения, просто кивая.
Чангюн вывернулся в моих руках и уселся мне на колени. Простыня, укрывавшая его ноги, сползла вниз, и я поспешил натянуть её обратно. Парнишка же приблизился к моему лицу и обхватил его ладонями.
— Как бы ты меня сфотографировал, хён? — проговорил он в мои губы, оставляя на них лёгкий поцелуй.
Я многозначительно закусил нижнюю губу и отвёл взгляд в сторону, за что и получил толчок в плечо.
— Не буду думать о том, о чём ты думаешь, — Чангюн по-детски надул губы, скрещивая руки на груди. — Всё-таки, ты тот ещё извращенец, — парнишка игриво повёл плечом, выпрямляя спину.
Я засмеялся и обхватил талию Чангюна одной рукой, а второй — коснулся его щеки.
— Я люблю тебя, — просто сказал я, оставляя поцелуй на его обнажённой груди. — И я счастлив, что ты снова вернулся ко мне.
Засыпать в объятиях друг друга стало нашей заново приобретённой привычкой. Я обожал ощущение тепла тела Чангюна в своих руках, обожал, когда он прижимался щекой к моей груди и как снова сонно обнимал меня во сне, даже иногда непроизвольно закидывая на меня ноги. Просыпался я либо с Чангюном на груди, либо же он сопел у меня под боком.
Но в то роковое утро всё развеялось, как грозовые облака.
Я не сразу понял, что случилось, когда, проснувшись почти в полдень, всё ещё окутанный сладким нежным сном, коснулся соседней подушки. Я шарил ладонью по кровати, но Чангюна рядом не было. Тогда мой сон как рукой сняло, и от нежного настроения не осталось даже жалких крох. Я притих на кровати, прислушиваясь к звукам квартиры, но так и не смог ничего услышать за закрытой дверью спальни. К горлу подступил неприятный комок, а в душу стала закрадываться липкая холодная тревога. Я вскочил с кровати, даже не удосуживаясь накинуть на себя никакой одежды — я чувствовал, что что-то было не так, — и вылетел из спальни в коридор.
То, что я увидел, сломало мою жизнь окончательно и бесповоротно. Коридор был абсолютно пуст. Вернее, в нём всё было так же по-старому: на крючке всё ещё висело моё пальто, рабочая сумка болталась где-то в углу, а на полочке для обуви выстроились несколько пар осенних туфель и кед. Я зажмурил глаза. Сначала один раз, потом второй. Начал щипать свою руку, надеясь, что я всё ещё сплю и скоро моя тревога закончится, когда я почувствую мягкий поцелуй Чангюна на щеке. Кожа на руке краснела и зудела, а просыпаться я не собирался.
Сомнений не осталось. В коридоре, на крючке у входа, больше не было поводка Кью. Посреди коврика больше не стояли кеды Чангюна, а огромный потрёпанный чехол для скрипки исчез. Я не знаю, что нашло на меня в тот момент, но я закричал. Заорал, завопил и завыл раненным зверем. Я больше не мог держать всё в себе и просто разрыдался, стоя на коленях посреди холодного коридора.
Чангюн действительно ушёл от меня.
В тот момент я даже не до конца осознавал, что случилось. Натянув на себя первую попавшуюся под руку толстовку и старые джинсы, я вылетел на улицу, забыв даже о своём пальто. На улице давно уже стало холодно, но мне было сильно плевать на то, что происходило вокруг. Моего мира как будто больше не было.
Я нёсся по улицам как умалишённый, бежал в парк, игнорируя лужи на дорожках. Бежал сломя голову, пытаясь найти того, кого так глупо и безвозвратно потерял. Я несколько раз набирал знакомый номер, каждый раз слушая, что абонент недоступен. А ведь правда… Чангюн выключил телефон, не желая больше говорить со мной? Он действительно ушёл. Я громко зарыдал.
Остановился посреди парка, уселся на мокрый гравий и зарыдал, закрыв лицо руками. Мне было всё равно, как я выглядел со стороны, я даже не обращал внимания на косившихся на меня прохожих. Сколько длился мой приступ — я не помнил, я просто помнил, что в один момент всё прекратилось, и я обмяк. Мокрый, грязный, с заплаканным лицом, кое-как я поднялся на ватные ноги и побрёл прочь из парка.
Во мне всё ещё теплилась смутная надежда, когда я дошёл до дома Чангюна, в котором он раньше жил. Охранник в фойе скептически окинул меня взглядом и спокойно указал на выход — ещё бы, такой вид полностью разбитого и грязного человека никому никогда не внушал доверия… На мои всхлипы о том, живёт ли здесь Чангюн, я получил лишь сухой ответ: «Господин Им не живёт здесь уже как полгода».