— День Рождения наоборот, — криво усмехнулся я и поморщился от глотка горького чая. — День моей растоптанной души и сломанной психики.
Минхёк задумчиво кивнул. Молчание наступило внезапно, но никто не ощущал неловкости. Мне не задавали вопросов, не давили на меня, чтобы я всё рассказывал, а просто были рядом. Самый лучший и действенный способ развязать мне язык.
— Скажи, Мин-хён… Ты ведь… ты ведь заметил, что у меня дома стало… немного иначе? — я нарочно говорил загадками, сглатывая подступающий к горлу ком.
— Я думал, у тебя будет более шумно, — осторожно сказал друг и замолчал, давая мне собраться с мыслями.
— Чангюн… — мой голос надломился на только что произнесённом имени. — Бросил меня.
Минхёк догадывался, что что-то было не так именно с нами. Мне даже казалось, что он знал, что случилось — каким-то магическим шестым чувством — но продолжал деликатно молчать.
— Мы с ним много ругались… И я… Я… — мой голос задрожал, а возле меня тут же возник стакан с тёплой водой.
Я благодарно потянулся к нему, делая несколько жадных глотков.
— Мне кажется, я сделал только хуже… — я уронил голову на руки.
— Вон-а… Если тебе тяжело, и сейчас не самое лучше время, чтобы поговорить со мной… Я всё пойму, — Минхёк положил руку мне на плечо, но я лишь быстро закачал головой.
— Нет-нет… Совсем нет… Всё наоборот, — я сделал глубокий вдох, вспоминая, что это помогает. — Просто… Я запутался…
И я рассказал ему. Со всхлипами, надломленным голосом, перебиваемый громкими глотками воды. Я говорил быстро, много, делая перерывы только чтобы надышаться. Я рассказал Минхёку об операции, рассказал о процедурах реабилитации и о моей помощи Чангюну. Добавил про перемену в его настроении, не забыв упомянуть Хосока, злополучное письмо, в котором тот обрисовал Чангюну все так, будто я зверь, желающий наживы, и всё, что произошло за последнее время. Я сказал, что позвонил Джинн и попросил её о помощи. Минхёк даже присвистнул — предсказать такое не могла даже его волшебная интуиция.
— То есть Чангюн ходит к психологу, которым является твоя бывшая девушка?.. — Минхёк даже позабыл о недопитом американо. — Это похоже на какой-то сериал…
— Угу, траги-комедийный и с чёрным юмором, — огрызнулся я. — Ну и, как ты понимаешь, они общались обо всём. Вообще обо всём. А ещё, — я прищурился и уставился Минхёку в глаза. — Ты, оказывается, моя первая влюблённость, Мин-хён.
— Ну уж нет, я не буду твоим парнем, даже не мечтай! — отшутился друг. Я засмеялся в ответ.
— Я всё потерял, Мин-хён… Я потерял его… Он не простил меня… — мой голос снова задрожал, и я глухо засипел.
— Погоди… Ты не пробовал обратиться в?..
— Да я всё обыскал! — закричал я. — Я оборвал все телефоны, я даже звонил его врачу, я позвонил Джинн, даже зашёл в его старый дом! Я… Его нигде нет…
Мои эмоции оказались сильнее меня, и я снова уронил голову на руки. Не сумев сдержаться, я заплакал. Заплакал так же громко, как утром, когда пытался найти Чангюна. Мысль о том, что я мог так глупо потерять его, не укладывалась в моей голове.
— Он ушёл, Мин-хён, — всхлип. — Он забрал вещи, не оставил мне даже записки, он просто ушёл!
Минхёк оказался рядом и обнял меня за плечи. Его присутствие едва ли могло скомпенсировать то, что я чувствую, но мне показалось, что я не ощущал тепла целую вечность, поэтому просто позволил ему обнять себя.
— Я же эгоист, да? — сквозь слезы проговорил я, стараясь сделать голос более твёрдым.
— Пожалуй да, Вон-а, — Минхёк немного сжал мои плечи. — Но таким заботливым и осторожным я вижу тебя впервые. Скажи мне, ты пробовал поговорить с Чангюном? Или объяснить ему то, что Хосок написал в письме?
— Я ничего не знаю… Мне было страшно, мне даже сейчас страшно! — снова всхлип. — Я боялся сказать что-то, что может обидеть его, боялся выбрать неподходящий момент… Когда я увидел его в тот день с расцарапанными глазами… Я так испугался… Я бы… Я бы никогда не простил себе, если бы он что-то сделал с собой…
Минхёк снова наполнил стакан водой, уже в четвертый раз за время нашего разговора.
— Я боюсь… Я боюсь, что я его не увижу… — я нёс какой-то откровенный бред. Одна половина меня словно приняла то, что случилось, а вторая отчаянно сопротивлялась, лелея какую-то призрачную надежду.
— Что-то мне подсказывает, что вы увидитесь… — тихо произнёс Минхёк, заставляя меня криво усмехнуться, даже с некоторой злобой.
— Я бы никогда больше не отпустил его… Никогда, Мин-хён… Я люблю его. С самого первого дня, когда увидел его в том парке. Когда увидел, как он улыбается солнцу… Знаешь, когда он действительно счастливо улыбается, на его щеках показываются ямочки… Такие красивые… А эти заломленные уголочки на губах, лисьи глаза… Я хочу согревать его, хочу, чтобы мне снова… — я запнулся, закусывая губы, чтобы сдержать рыдания. — Чтобы мне снова дали шанс его увидеть… Я сделаю всё, чтобы он больше никогда не плакал, Мин-хён! Хотя бы один шанс…
Я уткнулся лбом в плечо друга, обхватывая его спину. Тёплые ладони друга гладили меня, пытаясь успокоить. Я же рыдал на его плече, словно мне снова было семнадцать, как тогда, обрывками шепча сиплое «Люблю».
— Я бы никогда… Никогда больше не причинил ему боль… Не сделал бы столько ошибок. Никогда! Мин-хён, — я уставился заплаканными опухшими глазами в глаза друга. — Я люблю его…
От звука хлопнувшей двери мы подскочили на месте и синхронно повернули головы в сторону коридора, словно по команде. Я подумал, что сплю, или что у меня галлюцинации — может быть, Минхёк насыпал мне успокоительного в чай, ведь в моём состоянии может быть всякое. Я несколько раз зажмурился, а потом снова открыл глаза, слегка отстраняясь от друга.
— Хён… — я услышал любимый низкий голос слишком чётко, чтобы это могло показаться мне галлюцинацией.
На пороге квартиры стоял Чангюн. В одной руке он сжимал поводок с Кью, а пес испуганно прятался за его ногу и не издавал ни звука. За спиной парнишки виднелся огромный потрёпанный чехол для скрипки. Сам Чангюн был закутан в тёплое расстёгнутое пальто, которое было ему слишком велико, а на его шее красовался объёмный пушистый шарф, над которым торчал только покрасневший нос.
— Я дома, хён… — парнишка уставился на нас с Минхёком широко раскрытыми глазами.
Я отстранился от Минхёка, игнорируя его обеспокоенный взгляд. Даже не задав вопроса, не мерещится ли мне Чангюн, я вырвался из рук друга и понёсся по коридору. Схватил ошалевшего парнишку и сжал его в объятиях. Чехол от скрипки мешал мне, но я все равно как-то умудрился даже приподнять Чангюна над полом.
— Гюн-а… Мой Гюн-а, ты здесь… Ты вернулся, Гюн-а! — я целовал макушку Чангюна, гладил его спину через тёплое пальто, покрытое капельками измороси, прижимал к себе, не в силах сдержать слёзы.
Кью испуганно отшатнулся и прижал ушки к голове, отходя от нас. Минхёк оказался возле него вовремя и осторожно погладил мохнатую макушку ладонью.
— Ты не один, кто ничего не понимает, приятель, — подбадривающе заверил пса Минхёк, придерживая того за ошейник.
— Гюн-а, ты вернулся… вернулся ко мне, — шептал я, всё ещё не веря своим глазам, ушам и рукам. — Ты снова со мной…
— Х-хён, — парнишка кое-как выпутался из моих объятий, пытаясь заглянуть в мои глаза. — Что с тобой? Почему ты плачешь? И почему от тебя пахнет соджу? — вопросов у него было не меньше, чем у меня.
Чангюн бросил вопросительный взгляд на Минхёка.
— Послушайте, давайте все немного успокоимся и поговорим, — подал голос Минхёк, потирая переносицу.
Все разом, включая Кью, обернулись на него. Видимо, даже пёс догадался, что самым адекватным человеком среди всех нас оставался только мой лучший друг.
— Прошу всех пройти на кухню, — Минхёк кивнул в сторону. — Вон-а, ты его задушишь.
Мои руки предательски дрожали, когда я кое-как выпустил Чангюна из объятий. Парнишка смотрел на меня с явной тревогой, сжимая мою руку. Ему не меньше меня нужны были объяснения.