«Почему не пришел Василий?»
Но вот и еще один поворот тропинки. Батурин медленно поднялся на последний склон и вдруг застыл на месте. Его чистенький, только недавно подбеленный женой дом, был таким же черным и обгорелым, как покинутый им лес. Ближняя половина крыши сорвана. Вместо окон — черные дыры. Сарай разрушен. Около колодца куча обгорелых, еще дымящихся балок. Василий, жена и Машенька заливают их водой.
А слева над лесом уже подымалось яркое апрельское утреннее солнце, обещая теплый и радостный день. Ветер, гудевший ночью, утих. Испуганные пожаром птицы успокоились. И снова, как накануне вечером, возможно, та же серенькая кукушка отсчитывала свой счет.
Почти в тот же момент, когда Батурин подошел к своему обгоревшему дому, по откосу спустились на мотоцикле следователь Березовского районного отделения милиции Бугров и пожарный инспектор Гайко. Это были молодые, энергичные и горячие парни. Их разбудили среди ночи. Вскочив на мотоцикл, они уже через полчаса были на месте, покрыв расстояние более чем в тридцать километров.
Но приезд следователя и инспектора, понятно, в лесу ничего не изменил. Для всех так и оставалась загадкой причина пожара: умышленный поджог или какие-либо случайные обстоятельства? Бугров допускал поджог. Гайко утверждал — умышленный поджог. Дождавшись рассвета, они стали осматривать пожарище, искать хоть каких-нибудь подтверждений своих мыслей. Но тщетно: густо устлавшие землю сухие прошлогодние листья скрывали даже их собственные следы. Теперь же, оказавшись у черного, обугленного дома, Бугров убедился, что это действительно поджог.
— Дело одних и тех же рук, — твердо решил он.
Едва соскочив с мотоцикла во дворе лесника, он засыпал хозяев вопросами. Настойчиво расспрашивал, когда, как и при каких обстоятельствах загорелся дом, какого цвета был дым, где появилось пламя, может быть, в это время кто-нибудь проходил мимо либо рядом проезжала машина. Но в ответах на его вопросы не было того, что искал следователь.
— Когда я прибежал за лошадью и плугом, как просил Лукич, дом уже горел, а насмерть перепуганная Машенька лежала около колодца и, заикаясь, кого-то звала, — говорил Глущенко.
— Ну, а ты, Лукич, сам-то ты, что думаешь, кто мог пойти на это?
Батурин сидел на срубе колодца и чем-то в те минуты напоминал свой полусгоревший дом. Он вдруг почувствовал болезненную усталость ни за что избитого человека. Сам он сперва подумал и всё время был убежден, что пожар, как и многие пожары в лесу, вспыхнул от случайной причины. Но теперь он уже знал, что кто-то поджег листья так же, как и его дом. Его, пожалуй, даже меньше интересовало, кто это сделал. Он только думал, зачем это сделано. Думал и не понимал.
— Разве может слепой сказать, что он видит перед собой, а я, как слепой, — отвечал Батурин, не подымая головы.
— А ты вспомни, Лукич, порубщиков ты немало задерживал. Может, кто из них? — допытывался Бугров.
— Всё это люди были, по-моему, не подлые…
— А Лопатины? Я помню, как ты доставил их в милицию…
— Лопатины? Да, они говорили, что имеют ко мне свой счет. Только давно всё это было. Даже письмецо мне прислали.
— Какое письмецо? — спохватился следователь.
— Да так, пустячное, видно, сгоряча.
— А где оно? Ну-ка разыщи, это очень важно, — настаивал Бугров. И Батурин, переступив порог полуобгоревшего дома, через некоторое время вынес синий конверт.
— Вот тут и сидит гвоздь, Лукич, а ты не хочешь его тащить, — поучительно сказал Бугров, показывая на записку.
— Сгоряча всё это они, по-моему, — возразил Батурин.
— Сгоряча и лес подожгли, заодно и твой дом прихватили. Вот как! — произнес Бугров, а спустя еще несколько минут он уже мчался в село Васищево, где проживали братья Лопатины.
О Лопатиных — старшем тридцатилетнем Василии и младшем Дмитрии — в Васищево, да и во всем Березовском районе, еще не так давно ходили самые дурные толки. Пропадет у кого корова — и ответ готов: так это ж васищевские Лопатины, как их только земля на себе носит! Исчезнет у кого мотоцикл — и снова то же. Их обвиняли и в порубке леса, и во многих других грехах, и обвиняли не без причины. Оба брата числились колхозниками, но работали в артели мало. Чаще их встречали на базарах, в поездках в областной центр. Они продавали ворованный в ближних лесах дубняк, спекулировали всем, что попадало под руку. Наконец, оба были пойманы с поличным и осуждены, но как только вернулись, лесник Батурин задержал их снова за прежним занятием — порубкой леса. Месяцев шесть как они приехали после вторичного отбытия наказания. Дурного, правда, о них теперь никто не говорил, но записка, переданная Бугрову Батуриным, была для него новой уликой против Лопатиных.