— А вот и мальчик с тазом! — крикнул Петер-Верзила при виде Расмуса. — Какие водяные фокусы ты собираешься проделать с Ястребихой завтра?
Расмусу вовсе не хотелось говорить про водяные фокусы, но раз Петер-Верзила снизошел до того, что заговорил с ним, пришлось отвечать ему в том же духе.
— Ха! Может, я возьму садовый шланг и окачу ее! — небрежно сказал он.
Все засмеялись, и Расмус, ободренный, продолжал:
— Или возьму пожарный огнетушитель и дам ей хорошую вздрючку!
Как ни странно, на этот раз никто не засмеялся. Внезапно все разом замолчали и уставились на что-то за спиной Расмуса. У него как-то странно засосало под ложечкой, он резко повернулся, желая поглядеть, на что они смотрят.
А это была Ястребиха. Ястребиха в черном пальто с буфами на рукавах и праздничной шляпке. Тетка Ольга говорила, что она собирается к пастору на кофе… Господи сохрани и помилуй, надо же ей было явиться сюда именно в этот момент!
— Вот как, так ты собираешься дать мне вздрючку? — спросила фрёкен Хёк с язвительной улыбкой. — Придешь завтра в восемь утра в мою комнату, тогда посмотрим, кто из нас получит вздрючку.
— Хорошо, хёкен Фрёк, — ответил, заикаясь, вне себя от страха Расмус.
Фрёкен Хёк сокрушенно покачала головой.
— Хёкен Фрёк?.. Что сегодня с тобой творится, Расмус?
Она ушла, а Расмус застыл на месте, понимая, что он пропал. На этот раз ничто его не спасет, это он точно знал. Его выпорют розгами, и он сам считал, что заслужил порку. Нельзя делать столько глупостей в один-единственный день.
— Не бойся, она бьет не очень больно, — сказал Петер-Верзила в утешение Расмусу. — Ничего страшного. Что ты раскис?
Но Расмуса еще ни разу в жизни не пороли розгами, и он был уверен, что не выдержит этого. Ах, почему не он укатил в коляске из Вестерхаги с женой торговца! Теперь ему остается только одно — бежать. Он не сможет лежать целую ночь в постели, зная, что наутро ему предстоит идти к фрёкен Хёк, где его ждет порка. Но один он не осмелится бежать. Гуннар должен бежать вместе с ним… должен! Расмус поговорит с ним, будет просить, умолять его бежать вместе с ним. Времени терять нельзя, они должны бежать через несколько часов.
Длинный день окончился. Настало время ложиться спать, но дети в этот вечер долго не ложились. В отсутствие фрёкен Хёк дежурила тетя Ольга, а ее никто не боялся. Когда она прикрикнула на детей, девочки послушно отправились в спальню, а мальчиков ей пришлось загонять, как строптивых жеребят. Никому не хотелось ложиться в постель в такой светлый прекрасный летний вечер.
Расмус не отходил от Гуннара. Когда они раздевались, он шепнул ему:
— Гуннар, я все-таки убегу сегодня ночью. Ты можешь бежать со мной.
Но Гуннар сердито толкнул его:
— Не болтай вздор! С какой стати тебе бежать?
Признаваться, что он бежит из-за предстоящей порки, он был не в силах даже Гуннару.
— Я уже сыт по горло этим несчастным приютом! — сказал он. — Хочу поискать где-нибудь другое место.
— Вот как! Ну, беги, — беспечно ответил Гуннар. — Только жаль будет тебя, когда вернешься назад.
— Я никогда не вернусь.
Это звучало ужасно. Расмус сам содрогнулся. Ведь он жил в Вестерхаге с самого раннего детства. Он не помнил другого дома и другой матери, кроме фрёкен Хёк. В самом деле было страшно подумать, что он исчезнет отсюда навсегда. И по правде говоря, ему будет как-то странно никогда больше не видеть Ястребиху. Не то чтобы он любил ее, но все-таки… Однажды, много лет назад, когда у него стреляло в ухе, она посадила его на колени. Он положил больное ухо ей на плечо, а она спела ему «Кто на свете всех дороже». Он тогда любил ее, он любил ее долго после этого и сильно хотел, чтобы у него снова разболелось ухо. Но ухо у него больше не болело, и фрёкен Хёк больше не тревожилась за него и почти никогда не похлопывала его во время вечернего обхода. А сейчас она собирается выпороть его. Так ей и надо, что он убежит. Но все-таки как страшно звучат эти слова: «Я никогда не вернусь».
И потом, как же быть с Гуннаром? Если Гуннар не пойдет с ним, значит, он и его больше никогда не увидит. Это будет хуже всего. Ведь Гуннар его лучший друг, неужели они больше не встретятся? Их кровати в спальне стояли рядом, в школе они сидели за одной партой. А однажды они даже побратались: укололи себе руки за курятником и смешали свою кровь. А теперь Гуннар не хочет с ним бежать. Расмус почти рассердился на него за это.
— Ты что, в самом деле собираешься сидеть в этой Вестерхаге, покуда не обрастешь мхом?
— Поговорим, когда ты вернешься, — ответил Гуннар.
— Я никогда не вернусь, — повторил Расмус и опять вздрогнул.
Шумно было в спальне в этот вечер. Ястребиха отправилась в гости, а Ястребихе было, по словам Петера-Верзилы, куда как просто «прищемить хвост». В такой вечер можно было вволю драться, шуметь и не ложиться вовремя спать. Под конец явилась красная от злости тетя Ольга и заявила, что она пожалуется фрёкен Хёк. Только тогда мальчики начали укладываться, но и не подумали тут же угомониться и заснуть.
— Я принц крови, — начал Альбин в своем углу, как обычно.
Его так и прозвали «Альбин, принц крови». Он уверял, что его отец королевского рода и что он сам попал в Вестерхагу по чистому недоразумению.
— Это случилось, когда я был маленьким, красивеньким малышом, — объяснил Альбин. — Когда я вырасту, разыщу своего отца, вот тогда поглядите! Те, кто были ко мне добры, получат от меня… получат от меня подарки, целую кучу подарков.
— Премного благодарны, ваше величество, — ответил Петер-Верзила. — Расскажите, что же мы получим!
В эту игру они играли много раз. Никто, кроме самого Альбина, не верил, что он принц крови. И никто, кроме него, не верит, что он сможет подарить кому-нибудь хотя бы пять эре. Но всем им так хотелось получить в подарок «вещи», которых у них никогда не было, что они охотно слушали Альбина, когда он по вечерам, лежа в постели, раздаривал налево и направо велосипеды и книги, коньки и всякие забавные игры.
Расмусу тоже нравилась эта игра. Но в этот вечер у него было лишь одно желание: чтобы все поскорее уснули. Все тело у него точно зудело. Казалось, злоключения дня залезли ему под кожу и подзуживали его удрать. За открытым окном была светлая, тихая летняя ночь. Там царили мир и покой, там не было никаких розог и нечего было бояться. И может быть, где-то далеко было такое место, где приютским мальчикам с прямыми волосами жилось лучше, чем в Вестерхаге.
Он задремал ненадолго, но скоро проснулся. Его разбудило ощущение беспокойства, того, что время настало. В спальне уже было тихо. Лишь храп Элуфа перекрывал тихое посапывание остальных. Расмус осторожно сел в постели и обшарил глазами ряды постелей, надо было убедиться, что все уснули. И они в самом деле спали. Принц Альбин что-то бормотал во сне. Эмиль, по обыкновению, ворочался в постели. Но всё же они крепко спали. Гуннар тоже спал, тихо и мирно, положив на подушку свою лохматую голову. И вовсе не думает о том, что его лучший друг сегодня ночью покинет Вестерхагский приют навсегда. Расмус вздохнул. Как огорчится Гуннар, когда, проснувшись завтра утром, увидит, что Расмус и в самом деле убежал. Гуннар никогда бы не сказал так спокойно: «Ну и беги!», если бы в глубине души верил, что он серьезно это решил! Он не понял, что лучше убежать, чем позволить себя выпороть розгами. Расмус снова вздохнул. Другие мальчики не считают порку чем-то ужасным. Только он сам считал: лучше умереть, чем дать себя выпороть.
Он осторожно встал с постели и бесшумно натянул на себя одежду. Сердце у него колотилось так странно, и ноги не слушались, дрожали. Видно, им не хотелось бежать.
Он пошарил в кармане. Там лежали ракушка и пятиэровая монетка. Пять эре, конечно, не шибко большой капитал, с которым можно отправиться бродить по белу свету. Но от голода они все же могут иной раз спасти. На пять эре можно, во всяком случае, купить несколько булочек и немного молока. Ракушка просто красивая и гладенькая, ее можно не брать с собой. Пусть останется Гуннару на память о навеки потерянном друге детства. Когда он завтра проснется, Расмуса уже здесь не будет, но на краю его кровати Гуннар увидит прекрасивую ракушку.