Оскар счел за лучшее не въезжать в Вашингтон без предварительной подготовки. Он оставил автобус вместе с командой в относительно безопасной Александрии и пешком отправился в город. Ему пришлось преодолеть два квартала, проталкиваясь сквозь толпы торговцев, что повсюду сопровождали демонстрантов, — это был уличный рынок, где продавались цветы, медали, браслеты, наклейки для бамперов, флаги и рождественские игрушки.
До цели своего путешествия Оскар добрался живой и невредимый. Правда, здесь он — без особого удивления — обнаружил, что федеральное здание сдано скваттерам.
Оскар вошел в огромный холл, прошел мимо металлических детекторов и далее через циклопическое сооружение для фейс-контроля. Консьерж, пожилой коротко стриженный чернокожий в галстуке-бабочке, выдал Оскару застегивающийся на руке ID-браслет.
Теперь система внутренней безопасности фиксировала все передвижения Оскара по зданию, так же как она регистрировала все находившиеся внутри предметы и живые существа — мебель, покрытия, инструменты, кухонные принадлежности, одежду, обувь, домашних животных и, естественно, самих скваттеров. Встроенные локаторы размером с апельсиновое зернышко были установлены повсюду, ничто и никто не могло от них укрыться.
Глобальный контроль делал недоступным для воров все, что находилось внутри. Всем остальным это облегчало доступ к общественным инструментам и принадлежностям. Несложно найти какую-либо вещь, когда можно по мониторам выяснить ее размещение, состояние, передвижение — ведь любое ее положение фиксируется в режиме реального времени. С другой стороны, было крайне трудно кому-либо из посторонних проникнуть на эту территорию и посягнуть на коллективную собственность. Такой вариант цифрового социализма в действии был, безусловно, дешевле и удобнее, чем частная собственность.
Было только одно «но», обусловленное способом его осуществления: ваша личная жизнь выворачивалась наизнанку. В больших холлах здания было множество играющих детей — в целях уменьшения возможного беспорядка дети скваттеров жили в холлах.
Все они были снабжены браслетами и следящими жучками, все их игрушки имели цветовые коллективные коды и находились в строго установленных местах.
Оскар протиснулся сквозь плотный ряд трехколесных велосипедов и надувных зверей и поднялся на лифте на третий этаж. Здесь сильно пахло индийской кухней — карри, паприкой и чем-то куриным. Судя по запаху, в здании, должно быть, имелись огромные курятники с зарегистрированными в компьютере курами.
Двойные двери с номером footnote58 с легкостью распахнулись, и Оскар вошел внутрь. Тут царила атмосфера, напоминавшая мастерскую скульптора: стояли металлические скульптуры, противно пахло клеем и цементом. Это было совсем не похоже на федеральный офис. О нем напоминали лишь вывороченные куски темного покрытия на полу и свисавшие сверху, подобно сталактитам, остатки пластиковых ламп. Старомодный кабинет кем-то осваивался заново. Посреди него возвышался передвижной временный стол на скрепленных болтами железяках, валялись груды неизвестных механических приспособлений, ровные ряды эпоксидных труб и короткие толстые штыри. Цементный пол отзывался при каждом шаге гулким эхом.
Ясно было, что он попал не в то помещение, куда хотел.
Зазвонил его телефон.
— Алло? — ответил Оскар.
— Это правда ты? — спросила Грета.
— Это правда я — жив и здоров.
— Это не линия «секс-по-телефону»?
— Нет, — сказал Оскар, — я только пользуюсь этой линией, чтобы пере направлять свои звонки. Эти линии обычно загружены до предела, плохо поддаются прослушиванию, поэтому если кто-то решит заняться отслеживанием трафика… Ладно, все это несущественные технические детали. Главное, что мы можем благодаря этому говорить свободно по незашифрованной линии связи.
— Это хорошо, — подтвердила она.
— Ну расскажи, как ты там, что у тебя?
— Тебе в Вашингтоне ничего не угрожает?
Оскар нежно погладил ткань телефона. Ему казалось, будто он гладит ее ушко. И почти потеряло значение то глупое обстоятельство, что он оказался не в том здании.
— Со мной все в полном порядке. В конце концов, я здесь работаю.
— Я беспокоюсь о тебе, Оскар. — Последовала длительная пауза. — Я думаю… Я думаю, может быть, мне удастся приехать в Бостон. Там будет семинар по нейро. Может, я смогу выкроить время.
— Чудесно! Ты просто должна приехать в Бостон, обязательно! Я покажу тебе мой дом. — Последовала долгая многозначительная пауза.
— Это интересно…
— Приезжай! О чем еще можно мечтать? Нам будет хорошо.
— Я должна сказать тебе кое-что важное…
Он быстро взглянул на уровень заряда батареек и переместил трубку поудобнее. — Давай рассказывай.
— Это так трудно объяснить… Это просто… Я совершенно иначе стала себя чувствовать… Меня настолько это вдохновило, и это просто… — Продолжительная пауза.
— И что? — поторопил ее он. — Не сдерживай себя, скажи, что там у тебя?
Она перешла на доверительный шепот.
— Это мои амилоидные фибрилы!
— Что? ? ?
— Мои фибрилы. Существует множество различных протеинов, которые формируют амилоидные фибрилы in vivo. И хотя они имеют несвязанные последовательности, все они полимеризуются в фибрилы со сходной микроструктурой. Эти проблемы со складками при формировании страшно меня раздражали. Просто до ужаса.
— Правда? Очень жаль.
— Но потом я догадалась совместить их с GDNF адено-бациллоносителей, позавчера, и получила новый амилоидно-генетический вариант на бациллоносителе. Я только что просмотрела их на разрядном электроспектрометре. И, Оскар, они экспрессивны! Они все энзиматически активны, и все имеют правильные нетронутые дисульфидные связи!