Прогуливаются две субстанции, одна из которых — пока живой человек с начальным образованием и сущность, коя при вселении отрекомендовалась «бесом». Длительное время пара из сущности невыясненной природы и человека (автор) полных двенадцать лет делала попытки слабо изложить субъективные представлений о «славном и героическом прошлом страны советов» Иной не было…
Вспомнить и понятно выложить начало жизни в конце занятие трудное, почти невозможное: как мощный зимний циклон заметает снегом дороги — так и свой склероз не подпускает к событиям прошлого и не позволяет извлекать на свет многие события.
— Поэтому без меня никак не обойтись, и твои страхи в момент вселения достойны осмеянию.
— Твоя взяла… пока, но наша военная обстановка может поменяться в корне.
— Как представляешь перемену, в какую сторону? Надежда на ослабление Склероза? Напрасно, этот товарищ назад ходу не делает, только вперёд «до полной победы над врагом!»
— Кто враг склерозу?
— Память.
Читатель, частые отходы от темы прямую линию повести делают горбатой, и многие попытки исправить положение ничего не дали.
— И не дадут: о какой «прямизме» вести речь в военное время, когда обстановка меняется за минуты? Это «военная выправка» существует, а прямых линий фронта не бывает, ландшафты не позволяют рыть прямые окопы. Продолжай задуманное.
— Деление на чувствительных и бесчувственных даёт частное: есть чувства — нет денег, есть деньги — нет чувств. Заявления «сочувствую вам» ни о чём не говорит: сочувствующий или гол, как сокол, или отделывается словами. Иное дело, когда волнения души со стороны подкрепляются монетой, материальной помощью, то есть.
Что бывало в старину, когда на пишущего накатывала порция редких, дельных, волнующих и полезных мыслей? Верно: человек шёл в писчебумажную лавку, или посылал слугу и тот делал запасы бумаги, чернил, гусиных перьев и свечей. Свечи на случай, если писатель был «совой» и творил в тиши ночной:
Для экономии бумаги, свечей, перьев и чернил мысль, взволновавшая ум, сердце и душу писателя, шлифовалась до совершенства, и только потом навеки ложилась на бумагу.
— Всякий писатель подобен человеку, выставившему голый зад на любование, а читателю остаётся право на действие: ласково и нежно погладить выставленное творение (зад):
— Хорошо написал, сволочь! Правдиво, красиво, редкостно и тонко подметил, подлец! Талантище! — или больно, до слёз, врезать несправедливой критикой. Хуже первого и второго блюда, эдакий десерт, когда без каких-либо эмоций, в полном равнодушии читатель проходит мимо авторских стараний. История литературы утверждает:
— Пока автор правит произведение — Муза, изображая авиацию (вертолёт), или крупную муху (мясную) висит над автором и охлаждает разогретый потоком ценных, редких мыслей, лысый череп мученика. Не над всяким пишущим зависает Муза, но над избранными, чьи труды интересны читателю. Издательский интерес выше читательского.
Признак присутствия Музы — правильное выстраивание слов в повествовании с соблюдением знаков препинания и почтением орфографии русского языка.
Случается, что избранный не подозревает о внимании Музы и полученное вдохновение принимает как результат собственного безграничного таланта.
Пользующиеся вниманием Музы втайне считают нужную в занятии писательством женщину одинокой старой девой и за такое определение Муза их терпеть не может:
— Где логика, дятлы!? Откуда страсть к повторам!? Ясный хер: если старая дева — стало быть, одинокая, а если кто-то рядом и с нужным при общении с женщиной предметом в штанах — о каких девах речь, импотенты убогие?
Переспать с Музой ни у кого не получалось, даже классики не могут похвалиться, а тем, кто по хвастливой природе мужской заявлял:
— Полная страсти и огня ночь в объятиях Музы! Не иначе, как вписан в фавориты! — Муза жестоко мстит забвением с медленным, но неуклонным опусканием литературных потуг автора в макулатуру. Чего взять, вечное и обычное женское коварство!
Колебания Музы при выборе над кем витать и кого бодрить — понятны и простительны: пишущих миллионы, а Муза одна, и потому вопрос на кого кинуть взор, а в кого камень — труден и Музе: