Лучшие политические, экономические и просто без звания, десятки лет пытались понять: «как, отчего и почему, каким образом, после многолетнего, упорного и успешного труда на строительстве социализма строители докатились до положения, когда недавний савецкий прочный, надёжный и устойчивый рубль, почти золотой, скатился в деревянные?
Отчего и почему платёжное средство подкатило к границе, за коей маячило «в базарный день гроша не стоит», отчего рублёвая гордость перешла к иностранным валютам?
Отправился к старшей сестре на семейный совет:
— Слышала новость?
— Какую? Новостей пропасть, успевай уши развешивать.
— Немцы собрались порадовать валютой за прошлое. И мы, вроде бы, не в стороне стоим от расплаты. Что думаешь, что скажешь? Пойдёшь в органы за поясняющими бумагами своему прошлому? Ага, военному? За справкой?
— Нет, нет, что ты! Дочь институт заканчивает, какие марки! Обойдусь без марок, как бы вреда не было!
— Каким образом?
— Ну, как же! А вдруг все узнают, что её мать…
— … десятилетней два года пробыла в оккупации, не умерла голодной смертью, мало того, в составе семьи оказалась в польском городе Люблине вблизи с «Кобет Майданек пекло»? И не помнит, почему и отчего не попала в само пекло? И родные органы, кои всегда и всё о тебе знали, вдруг потребуют объяснений, почему осталась жива и не оказалась в топке печи? За справкой иди в ФСБ, и если там на тебя нет ничего получишь ответ:
— Извините, но вы чисты перед прошлым и настоящим, как слеза дитя, а о будущем не беспокойтесь. Думайте о настоящем проживании в стране, где позволительно быть кем угодно, даже сумасшедшей, пожалуйста, но будущее отменяется, не предвидится, и посему спите сном праведников. Что знаете о праведниках прошлого? — и, довольная ответом, остаёшься чистой перед прошлым, настоящим и… извиняюсь, будущего нет, нам отказано в будущем.
И глядя на нынешний мир чистыми, постаревшими глазами цвета небесной синевы скажешь:
— Не была на оккупированной территории, не выезжала в польский город Люблин в конце июля сорок третьего года в составе семьи — а как пройти мимо срока в год и три месяца в лагере польского города Люблина одноименного воеводства не знаешь. Не знаешь сестра, отчего и почему, пребывая рядом с «Кобет Майданек пекло» осталась цела, и об этом от органов получишь справку. Впрочем, как хочешь, а я иду сдаваться. Если не имею будущего — попытаюсь хотя бы слабой прозой оставить при себе кусочек прошлого. Коли не горишь желанием побывать в кусочке военного времени длиною в три полных года, не хочешь выяснить, насколько жестоко послевоенный склероз повредил память о военном времени — дозволь брату окунуться в прошлое и окажи помощь фактами.
Три военных года представляют больший интерес, чем последовавшие пятьдесят «мирных и щасливых», что вспоминать, какие радости?
Если за семьдесят лет «торжества» система не подарила столько интересного, как четыре года войны — какими словами поминать систему? Пятьдесят лет прятались от самих себя, может, хватит? Умирать скоро, пусть хотя бы память покается.
Попытки понять почему «власть советов» тянула резину с выплатой компенсаций пять десятков лет — привели к выводу:
— Произведи одновременно с гражданами обиженной Европы выплаты и савецким помощникам в строительстве Рейха — суммы до последнего пфеннига ушли в привычную и любимую графу «псу под хвост», родное государство тех денег и понюхать не позволило с оправданием:
— На врагов страны советов работали!
Умнейшая, но, как всегда, меньшая часть граждан знала о наползающем крахе, не минует крах, наступит, и тогда нужда заставит «гордых совецких людей» вытянуть руку в сторону иностранцев с беззвучной просьбой «помогите», а что занятые суммы принято возвращать с процентами — протягивающие руку не думают.
Друзья — это друзья, но если враги в трудное время быстрее друзей просчитали обстановку и протянули руку с с валютой — куда вписывать бывших врагов?
— Увидели и поняли; пора поддержать спадающие штаны гражданам сгинувшей страны советов.
Никто не знал о размерах компенсации за прошлое, неизвестность огорчала, но ненадолго: спасала поговорка о курочке в гнезде, о яичке в том месте, и о яичнице из ожидаемых яиц.
Какой процент бывших «рабов с востока» держал нехорошие крайне огорчительные мысли «хер вам, а не марки» не знаем, но, пожалуй, терпеливые и выдержанные бывшие строители чуждой савецким людям империи утешались и ободрялись: