Мать Оливии перевела дух и принялась постукивать ногтями по столу.
– Я получила известие от твоего отца. – Она говорила шепотом, и в уголках рта у нее появились крошечные морщинки.
Донор спермы. Отлично. Оливия напряглась от одной мысли о мужчине, от которого она была зачата.
– Да? И что ему нужно? – Она взяла чашку и сделала небольшой глоток в то самое время, когда музыкант закончил играть. Несколько людей зааплодировали. – Дай-ка я угадаю. Деньги.
– Ну, это тоже. Как всегда. – Бернадетт взяла оладью и разорвала ее на две части. – Но на этот раз он просил еще кое о чем. Он хочет видеть тебя.
Оливия чуть не закашлялась.
– Да ладно тебе.
– Это правда. Он звонил на прошлой неделе.
– Я думала, что он все еще сидит, – с горечью произнесла Оливия. Ее еще беспокоило, что ее отец был преступником и что ей раньше об этом не говорили. Она узнала от «подруги». Конни Эрнхардт была просто счастлива сообщить об этом, когда они были в школе. Бабушка Джин и Бернадетт считали, пусть лучше она думает, что Реджи Бенчет служит в вооруженных силах где-то на краю земли, а не сидит в тюрьме штата Миссисипи за вооруженное ограбление, нападение и убийство.
– Его выпустили в начале года. Он позвонил мне несколько месяцев назад. Джеб узнал и устроил скандал. – Уголки ее блестящих губ загнулись вниз, и в мягком свете Оливия заметила, что ее мать накрашена сильнее обычного – больше тонального крема и пудры, – вероятно, чтобы скрыть возраст. При всей своей красоте Бернадетт не могла бороться с влиянием неумолимого времени на свою кожу. Это проявлялось в морщинах и возрастных пятнах на лице.
Ковыряя свою оладью, Бернадетт сказала:
– Реджи снова исчезал на некоторое время, но сейчас вернулся. За последние две недели он звонил три раза и настойчиво повторял, что хочет тебя видеть. Ты – это все, что у него осталось.
– Забудь об этом. – Оливия покачала головой и отставила кофе в сторону. – Боже мой, он бросил тебя, меня и Чандру, убил кого-то и в конечном счете оказался в тюрьме. Он испортил себе всю жизнь. Меня это не интересует. Хочешь верь, хочешь нет, но у меня собственная жизнь. И мне есть чем заняться.
– Так зачем ты ходила в собор Святого Луи?
Оливия не могла довериться матери. Как-то раз она сделала это в детстве, и от реакции Бернадетт стало только хуже.
– Каждому иногда нужно немного веры, – уклончиво ответила она и бросила взгляд на часы. – Сейчас мне уже действительно пора.
– Что ж, ладно... но думаю, тебе следует знать, что я дала Реджи твой номер.
Что дала?
– Он имеет право знать, – упрямо заявила Бернадетт, слегка поднимая подбородок. – Он твой отец.
– Ты просто хотела отделаться от него.
Бернадетт напряглась, и хотя Оливия не видела выражения ее глаз из-за темных очков, она подумала, что в ее зеленых глазах сверкает гнев.
– Он отсидел свой срок и отдал долг обществу. Он имеет право...
– А я, Бернадетт? Как насчет моих прав? – спросила она. Затем замолчала. Это был бессмысленный спор, который невозможно выиграть. Сдержав ярость, она сменила тему: – А зачем тебе темные очки, мам? Сейчас сумерки, и, если ты еще не заметила, в этом ресторане слабое освещение. Почему ты не снимешь очки?
Шевельнув уголками губ, Бернадетт проигнорировала эти вопросы. Словно ей их не задавали. Наконец она вздохнула.
– Наверное, мне следовало ожидать, что ты отреагируешь именно так. Я думала, будет иначе, надеялась, что ты повзрослела, Ливви. Похоже, я ошибалась.
Отлично, мам, – подумала Оливия. Она помнила, как всегда спорила ее мать, все время шла в наступление. По мнению Бернадетт, лучшая защита – это сильная агрессия.
– Не знаю, зачем я потратила время. Что ж, я рассказала тебе о просьбе Реджи. Решай сама.
– Ты должна признать, что он не был хорошим отцом.
– Прекрасно. Мы обе это знаем. Я передала его просьбу и выполнила свой долг. – Она резко встала и стала искать в сумочке бумажник.
– Я сама заплачу, – сказала Оливия, но Бернадетт не обратила на это внимания. Она нашла двадцатидолларовую купюру и бросила ее на стол.
– Я хотела сказать еще кое-что, Оливия, – ледяным тоном заметила она. – Может, тебе стоит знать, что я ухожу от Джеба.
Ничего удивительного в этом не было, потому что ее мать не только была охоча до мужчин, но и чувствовала себя обязанной выходить за них замуж, а потом, когда бурная страсть затихала, она разводилась. Оливия подозревала, что Бернадетт верит в сказочную любовь со счастливым концом, если она найдет хорошего партнера, но пока все ее прекрасные принцы оказывались лягушками. Или даже еще хуже. Великанами-людоедами.
– Наверное, это удачная мысль.