Де Медем тяжело дышал, с трудом сдерживаясь, пальцы с такой силой сжались в кулак, что ногти впились в ладонь.
— Вы снова распустили свои нервы, — сказал он, — и потеряли способность здраво рассуждать. — Услышав это, министр задрожал, казалось, он вот-вот разрыдается. Де Медем осторожно опустился рядом с ним на диван. — Послушайте. После вашего звонка я много размышлял. Вы правы. Мои люди не смогут пронести оружие через контрольные посты. Их наверняка схватят, и они, как вы сказали, выложат все. В конечном итоге следы приведут к нам. — Он покачал головой. — Нам нужно оставить эту затею.
Вадон повернулся к нему, лицо его прояснилось.
— Несомненно, — живо откликнулся он, в голосе вновь зазвучала надежда. — Мы должны это сделать. Боюсь, обстоятельства оказались сильнее нас.
Он начал было подниматься с дивана, но де Медем удержал его за рукав и, прищелкнув языком, заставил снова сесть.
— Сядьте. Я еще не закончил. Агенты никак не пронесут оружие, а вот вы, без сомнения, сможете.
Несколько секунд Вадон не мог выговорить ни слова.
— Вы это серьезно? — наконец спросил он прерывающимся голосом, тяжело дыша.
— Конечно, всерьез, — весело ответил де Медем и отхлебнул большой глоток виски. — А кто же еще? Вас-то не станут обыскивать.
Вадон поднял руки к лицу, волосы его как-то сразу растрепались, галстук съехал набок.
— Нет, — прохрипел он, в голосе звучал ужас, он, казалось, не верил своим ушам. — Нет. Только не я. Я не смогу. Это исключено. Предположим…
— Предположим, вы откажетесь? — тихо, почти шепотом, прервал его де Медем. — Забудьте и думать об этом. — Он крепко сжал руку министра. — Позвольте еще раз напомнить вам, приятель, что вы будете делать то, что прикажу вам я, и безупречно. Возможно, вы лелеете надежду, что наша пресса не посмеет опубликовать известные вам фотографии? — поинтересовался он, подняв бровь. — Да? Но не забывайте ни на миг, что в моем распоряжении целая организация. За одну ночь я могу заклеить листовками стены и заборы во всех городах Франции. Что подумают благонравные дамы-католички, на чью поддержку вы уповаете, добрые буржуазные матроны, — они же восхищаются прекрасным героем Сопротивления, лихим и элегантным Кристианом Вадоном! Как вы думаете, сколько из них проголосует за вас, если все это выплывет? А германские и австрийские журналы, английские газеты? Да они заплатят бешеные деньги, только бы заполучить эти фотографии! — Он приблизил свое лицо к лицу Вадона. — Посмотрите на меня, — приказал он. Министр нехотя поднял искаженное лицо. Глаза де Медема впились в его глаза. — Вы меня поняли? — Вадон тупо кивнул. — Ну вот и хорошо, — прошептал де Медем. — Так, значит, я полагаюсь на вас.
Лицо Вадона было пепельно-серым.
— Но как же я сделаю это, не привлекая к себе внимания? — промямлил он. — Я не смогу войти туда с сумкой, а выйти без нее. Или даже с пустой сумкой. Ведь вся площадь будет кишеть охранниками. Поверьте мне ради Бога, они очень квалифицированные люди. Несколько человек будут охранять меня и следить за каждым моим движением.
Де Медем с улыбкой поднялся с дивана.
— Не переживайте, я все это обдумал. — Он опустил руку и поднял сумку. — Посмотрите! — Он достал какой-то мешочек из мягкой ткани и показал Вадону, держа за тесемку. — Сама простота! Вы пронесете, а мои ребята сразу же заберут. Спрячете оружие внутри, наденете на шею… — Он поднял руку, пресекая попытку Вадона возмутиться. — Разумеется, вы не сможете одеться как все остальные, вам понадобится пальто, но в такую мерзкую погоду кто обратит на это внимание? Дальше уже совсем просто: вы неожиданно войдете в зону охраны — будто бы проверить обстановку, убедиться, что все при деле. — Мысль эта показалась де Медему забавной, он ухмыльнулся. — Оставите мешочки в условленном месте, и ваша роль в этом деле сыграна. Детская игра, не правда ли? — прибавил он покровительственно. — Их потом оттуда заберут. — Он помолчал, вопросительно глядя на Вадона. — Если вы, конечно, принесли пропуска.
Министр вздрогнул и выпрямился, словно стряхнул с себя оцепенение.
— Да, — прошептал он, голос его звучал печально и отрешенно. — Да-да. — Он порылся в карманах пиджака, вынул две карточки и протянул их де Медему. — Вот они.
Тот взял их из безвольных пальцев министра и стал рассматривать в свете лампы. Один уголок пропуска пересекала сине-бело-красная полоса, в другом углу — фотография мужчины, такого же размера, как и для паспорта. Человек на снимке смотрел прямо в объектив. Де Медем кивнул и бросил пропуска на письменный стол.