Когда, возвращаясь из универмага, переходила дорогу, меня окликнули. Так это, слегка неуверенно, словно сомневаясь, я ли это:
- Людмила?..
Я машинально обернулась, отыскивая в толпе пешеходов зовущего. Не найдя, подумала, что ослышалась, и в этот момент меня жёстко подхватили под локоть и повели.
Со стороны это, наверное, выглядело как случайная встреча давних приятелей – они ехали мимо, она переходила дорогу: «Привет - привет. Подвезти? О, как кстати!..» А на самом деле у меня тупо пропал голос и воля. От ужаса. Молчание ягнят, так это называется?
Уже возле распахнутой двери легковушки я всё-таки слабо упёрлась ногами, но стоило амбалу пихнуть меня посильнее – и они подкосились. Я рухнула в салон, прямо в руки второго громилы. Он без лишних слов рванул меня на себя – в центр сиденья, и локтем вбил шею в спинку кресла. От удара по кадыку мгновенно выступили слёзы, и накатил приступ жуткого кашля. И я бы сложилась пополам, выхаркивая внутренности - только кто бы мне дал хотя бы шевельнуться!
Машина с визгом рванула с места, а я забилась, как рыбёшка на песке и как-то совершенно трезво, словно взглянув на происходящее со стороны, поняла, что всё бесполезно. Это конец.
Глава 3
- Пикнешь - пожалеешь, – без единой эмоции, но предельно понятно буркнул громила, когда машина наконец остановилась. И, выдернув из тачки, меня вновь поволокли.
Через железную дверь – в какой-то внутренний двор, заваленный картонными коробками и мусорными баками. Оттуда – в здание, по обшарпанной лестнице вниз, потом вилючим подвальным коридором и снова наверх, к двустворчатым дверям. За ними – суета, запахи еды и отголоски музыки.
- Семён, горячее давай в круглый зал! – устало крикнули сбоку.
Я впилась взглядом в лицо этой женщины – ну неужели она не увидит моего отчаяния? Но та отмечала что-то в записной книжке и даже не повернула к нам головы, а через мгновенье меня уже снова волокли по какому-то коридору.
Очередная невзрачная дверь... и вдруг, за ней, – много света и воздуха. Много кремово-белого атласа и контрастом к нему – тёмного дерева. Негромкая музыка – какая-то классика. Столики под скатертями в одной зоне и легкие, похожие на решётчатые ширмы дверки отдельных кабинок – в другой. Драпировки, живопись в массивных рамах... Роскошная люстра-канделябр в центре залы. Здесь бы балы закатывать...
Амбал, больно сжимавший мой локоть, неожиданно аккуратно стукнул в одну из дверок.
- Давай... – отозвался спокойный голос.
Меня впихнули внутрь, и я застыла на входе. Маленький кабинет, обои под старину. Практически во всю стену - окно-арка, за которым распустила серёжки старая вислая берёза. Шикарные портьеры, подхваченные изысканными кистями. Какие-то милые безделушки-статуэтки и бронзовый бюстик Пушкина на широком подоконнике. У окна столик. На нём цветы, шампанское в ведёрке со льдом, еда на красивых, белоснежных с золотыми каёмочками тарелках. Вернее – еда только с одной стороны стола, с другой – кофейное блюдце, вазочка с рафинадом и изящный молочник...
Панин аккуратно поставил на блюдце полупустую чашечку, слегка тряхнул, складывая, газету. Не спеша снял очки, потёр переносицу. Указал на пустующее место напротив себя.
- Садись.
Я молча подчинилась. Он бросил взгляд на часы.
- Осталось пятнадцать минут, - и только теперь поднял на меня недовольный взгляд. – Ты убила почти полтора часа моего времени. Объясни.
А у меня язык к нёбу прилип.
- Я так и думал, - скривился он. - Нет никакого объяснения, просто глупые капризы. – Липко ухмыльнулся: - Или малышка цену себе набивает?
Я испуганно опустила голову.
- Я не понимаю о чём вы...
- В самом деле? А мне казалось, что вчера мы наконец-то нашли общий язык? Даже обрадовался – умные девушки сейчас большая редкость.
- Я... – взгляд упал на лежащую на краю стола небольшую кожаную папку, с витиеватой, похожей на росчерк золотого пера надписью «Онегин». Тут же дошло. – Подождите, Эдуард Валентинович, но мы же вчера ни о чём не договорились! Я же не ответила вам!
- Вот именно. Ты не сказала нет, а это значит – да. По законам жанра.
- По каким ещё законам?
- Незнание которых, не освобождает от ответственности! - неожиданно рассмеялся он. Сменил гнев на милость, ага. – Кстати, у меня осталось всего двенадцать минут. Твоё мясо по французски, увы, давно остыло, но, может, шампанского? – и, не дожидаясь ответа, налил полный фужер. – Дом Периньон, ты не против?