— Сейчас доктор тебя осмотрит.
Раздался голос администраторши. Пол вздрогнул и, взяв дрожащую руку жены, проследовал за провожатой в смотровой кабинет.
Через несколько минут вошел доктор Голдман, улыбающийся, седой мужчина с ласковым голосом.
— Ну, что тут у нас стряслось?
— Так сразу и не объяснишь, доктор. Наверное, лучше просто осмотрите мою жену.
Расстегнув блузку, Клер приспустила ее с плеча. Доктор наклонился рассмотреть синяки. Его профессиональная улыбка поблекла.
— Откуда они у вас?
По щеке Клер скатилась слезинка.
— В том-то и проблема, что мы не знаем, — начал Пол. — Эти не единственные.
— Н-да. Мистер Филдинг, вы бы не могли подождать в приемной?
Он послушно вышел из кабинета и, миновав стойку администраторши, взгромоздился на кованное кресло из железа и винила. Взяв журнал с низкого столика рядом, Пол принялся листать страницы одну за другой, но на самом деле их не видел.
— Мистер Филдинг.
— Да? — услышав свое имя, Пол вскочил на ноги.
— Доктор хотел бы с вами поговорить. Он у себя в кабинете, это дальше по коридору.
— Спасибо.
Уютная кожаная обивка в кабинете доктора Голдмана сильно контрастировала со сверкающей современностью других комнат. Доктор сидел за массивным столом.
— Вот сюда, пожалуйста, мистер Филдинг.
Пол взял кресло и, устроившись напротив врача, стал изучать лицо пожилого мужчины.
— Скажите, в семье вашей жены случайно не было эпилептиков?
— Нет, насколько знаю. Нет, точно не было.
— А какие-нибудь припадки у нее случались?
— Конечно, нет. К чему вы клоните?
— Я подозреваю, что эти раны, эти укусы, она наносит себе сама.
— Вы сошли с ума? — вскочил Пол. — Хотите сказать, моя Клер сама кусает себя до крови? Что, в живот?
Доктор встал и повернулся к нему.
— Успокойтесь, мистер Филдинг. Взглянем на это так… Скажите, отметины ваша работа?
— Конечно, нет!
— Отлично. Был ли с вами кто-то еще, когда появились эти укусы?
— Нет, никого, но…
— Похоже, остается одно-единственное объяснение, не так ли?
Доктор обошел стол и подвел Пола к двери. — Я нанес мазь на синяки и ушибы и дал ей слабое успокоительное. — Вот, возьмите визитку. Я записал на ней координаты очень хорошего психиатра.
— В смысле? Вы что, думаете, у моей жены непорядок с головой?
— Психиатрия не мой профиль, но вам не повредило бы показать ее этому человеку.
Пол кивнул и, как в тумане, вернулся к жене.
Поездка домой была тихой. После успокоительных Клер сидела в кресле, вполуха слушая шелест дворников и шорох шин по мокрой дороге. Пол включил фары, чтобы разогнать густеющие сумерки, и попытался хоть немного привести мысли в порядок. Приходилось признать: объяснение доктора единственно разумное. Неужто Клер и правда сошла с ума? Пол внутренне поежился. Пусть она и не самая уравновешенная жена в окрестностях, но ее пылкое увлечение гороскопами, спиритическими сеансами и групповой психотерапией всегда было не более чем легким чудачеством, а не саморазрушительным безумием. Пол невольно содрогнулся, попытавшись представить, как его Клер вгрызается в собственное тело, и поспешно изгнал эту мысль из разума. Пожалуй, психиатр — наилучший выход. Сеансы терапии даже могут стать для Клер новой забавой, вытеснив те уроки колдовства, с которыми она последнее время носится. Уж они-то ей точно не на пользу. Остаток пути домой Пол провел, обдумывая, как предложить ей обратиться за врачебной помощью.
Дома Клер тут же переоделась в красную китайскую пижаму. Высокий воротник, длинные рукава и брюки помогли спрятать следы укусов. Не пожалев алкоголя, Пол смешал себе и ей по грогу, поставил в проигрыватель Шопена, и довольный тем, как спокойно она выглядит, начал:
— Милая, доктор думает….
Он так и не сказал Клер, о чем думал доктор, потому что в этот миг ее глаза чуть не вылезли из орбит. Челюсть отвисла, из напрягшегося горла вырвался долгий пронзительный вопль. Пол невольно отпрыгнул. На ее бедре стремительно расплывалось неровное пятно красного цвета, более темного, чем у надетого на ней шелка. Непослушными руками он сорвал с нее пижаму и вскрикнул. Из ее ноги, будто пытался вырваться кусок кожи. Вскоре он отодрался, словно откушенный невидимыми челюстями, и исчез, оставив по себе глубокую полосу окровавленного мяса.