Расплата за ошибку
Ю. Менчик
РАСПЛАТА ЗА ОШИБКУ
Маркета Боркова уложила пирожки на тарелку, посыпала их сахарной пудрой и крикнула старшей дочке:
— Марта, доченька, подойди ко мне! Отнеси это Гелене и пожелай ей приятного аппетита. Ну, беги. А вернешься, сядем ужинать, хорошо?
Девочка ушла. Маркета накрыла на стол, расставила пять тарелок с пирожками, налила в чашки ароматный кофе и направилась в комнату за детьми. Не пройдя и двух шагов, она остановилась и удивленно посмотрела на вернувшуюся с полной тарелкой Марту…
— Тети Гели нет дома, у нее темно, — сообщила девочка и поставила тарелку на край стола.
— А ты звонила? Может быть, она в комнате… Наверное, ты вообще к ней не заходила. Посмотрела наверх, увидела, что нет света, и вернулась, лентяйка эдакая. Зови остальных, садитесь есть. Я сама сбегаю.
Маркета сняла фартук, мимоходом взглянула на себя в зеркало. Взяв тарелку с пирожками, она вышла из квартиры.
Во дворе она посмотрела на окна и убедилась, что дочь сказала правду. Окна Гелены Багаровой на верхнем, четвертом этаже действительно не светились. Однако Маркету это не остановило, и она побежала наверх. Они были подругами, и Маркета была благодарна Гелене за то, что та помогала ей ухаживать за детьми. Гелена регулярно навещала Борковых. Гладила, штопала, стирала пеленки, часто купала двухлетнего Милана, которого любила как собственного сына.
Маркета поднималась наверх, удивляясь про себя, что Гелены до сих пор нет дома. Обычно она возвращалась с работы в половине четвертого. Около часа назад, когда она спустилась во двор за высохшим бельем, в окне Гелены свет горел.
С такими мыслями Маркета поднялась на последнюю лестничную площадку и, чуть задыхаясь от быстрой ходьбы, подошла к двери. Нажав на звонок, она стала ждать, запахнув полы цветастого халатика, так как здесь было довольно холодно. Через полминуты она нажала на кнопку еще раз. Что такое с Гелей? Неужели не слышит?
На правах старой знакомой она уверенно взялась за ручку двери. Геля никогда ее не закрывала на ключ, когда была дома. И сейчас она оказалась незапертой. Однако Маркета смогла лишь приоткрыть дверь, что-то ей мешало. Осторожно, чтобы не рассыпать пирожки, она проскользнула в образовавшуюся щель, споткнулась обо что-то в темноте и упала. Тарелка выпала из ее руки, пирожки покатились по полу. Маркета почувствовала, что упала на что-то большое и мягкое. Скорее всего, это собака соседей, подумалось ей. Геля любит собак… Но собака бы зарычала… Мелькнула мысль: вот сейчас Гелена откроет дверь комнаты, зажжет свет, увидит ее и расхохочется во весь голос.
Когда глаза Маркеты привыкли к темноте, она поняла, что на полу лежит человек. Господи! Неподвижное тело какого-то мужчины. Но, кажется, он стонет!
У Маркеты были крепкие нервы, и она не падала в обморок по пустякам. Энергичная и решительная, она находила выход из любого положения. Вот и теперь она вскочила с пола и, нащупав выключатель, зажгла свет. Она сразу же его узнала. На полу лежал их дворник, старый Войтех Адам. Седые волосы на затылке слиплись от крови, которая уже образовала под его головой темную лужицу, Маркета охватила все это одним взглядом. Из ее горла вырвался сдавленный крик, и, прижав руку ко рту, она выбежала на лестничную площадку. Первое, что пришло ей в голову, это побежать вниз и сказать обо всем Адамовой. Но что с Геленой? Господи, что же случилось, если у нее в квартире лежит почти мертвый человек?!
— На помощь! Пан Цабай! Помогите! — Она забарабанила в дверь соседней квартиры.
Едва Цабай открыл дверь, как Маркета схватила его за руку и потащила к квартире Гелены. Ее крики услышали другие жители, кое-где открылись двери. Зазвучали голоса, поднялся шум, люди бросились туда, откуда доносился голос Маркеты.
Цабай некоторое время молча стоял над неподвижным телом Адама. Оглянувшись, он увидел, что Марке-та показывает рукой на дверь Гелениной комнаты.
— Жив! — сообщил он столпившимся соседям и двинулся к комнате.
Гелена Багарова лежала одетая на постели, ее широко открытые глаза неподвижно смотрели в потолок.
— «Скорую»! Вызывайте «скорую»! — крикнул Цабай в толпу.
Зимнее утро тихо и несмело вступало в свои права. На заснеженных крышах домов уже заиграли первые солнечные лучи, но внизу, на улицах, было еще сумрачно. В переполненном трамвае тихо переругивались несколько пассажиров, остальные или дремали, или думали каждый о своем. Поэтому звонкий девичий смех, раздавшийся на задней площадке, где шептались две школьницы, вызвал у пассажиров недовольство. Народу в трамвае не уменьшалось: почти все ехали в центр.