— Я, Павел, уже думал о связях с заграницей. Сейчас к нам едут все кому не лень. Может быть, ты все-таки что-нибудь посоветуешь или, что еще лучше, сам посмотришь это дело?
— Ладно, посмотрю. Тут, конечно, надо исходить из данных о месте рождения и работы жертвы. Позвони мне послезавтра, может быть, завтра я уже кое-что узнаю. Хорошо?
Глушичка понял, что Йонак хочет искать связи с заграницей среди жителей села, где родилась Багарова, среди ее соседей и на работе.
«Я еще сегодня вечером зайду к тебе», — подумал он, но по телефону не стал об этом говорить.
Вдоль дороги при выезде из города с обеих сторон тянулись толстые черные стволы. Аллее было, наверное, лет сто. За аллеей деревьев тоже было много, но росли они уже беспорядочно.
На фоне ясного голубого неба голые ветви деревьев были похожи на толстую паутину. Над кронами в лучах солнца сверкали засыпанные снегом крыши больничного комплекса.
Выйдя из автобуса, Дуда взглянул на часы и с удовлетворением отметил, что до прихода начальника остается еще полчаса. Он медленно пошел по обочине дороги, ведущей к больнице. Вокруг было так тихо, что он даже вздрогнул, когда с ветки неожиданно упал снег.
Дуда нагнулся, поднял пригоршню снега и сделал снежок. Потом, как когда-то в детстве, вытянул руку в направлении ближайшего дерева, прицеливаясь, и бросил. «Ну, подожди, — подумал он, не попав в цель. — Все равно от меня никуда не уйдешь».
Он снова набрал снегу, сделал новый снежок и метнул, на этот раз не целясь. На мокром черном стволе осталось белое пятно. Дуда с увлечением продолжал свое занятие, пока его не остановил смех Глушички.
— От самого шоссе иду и думаю: не иначе как кто-нибудь убежал из психиатрической больницы. А это, оказывается, знаменитый сыщик Дуда! Ты что, тир себе здесь устроил?
— Расстреливаю таким образом мешающих нам жить негодяев, раз уж не могу сделать это на самом деле.
У них было хорошее настроение, и оба подумали, что этому способствует и прекрасная погода, и уже ощущаемый запах весны.
Высокие ворота были распахнуты настежь, но путь преграждал шлагбаум. Когда они его обошли и направились к больнице, из окошка будки высунулся усатый старик в белом халате. Фуражку, как подумали оба, он позаимствовал у водителя трамвая.
— Куда, куда? Сегодня нет посещения.
Они вежливо поздоровались с ним и предъявили свои документы. Внимательно осмотрев их, старик взял под козырек:
— Пожалуйста, проходите. Не сочтите любопытным, в какой корпус вам нужно? Чтобы вы напрасно не блуждали… Хирургия? Это третий корпус слева. Вы увидите большую букву «Д».
Дорога постепенно поднималась в гору. В обе стороны от дороги тянулись тропинки к отдельным корпусам. Кабинет главврача находился на втором этаже хирургической клиники. Его самоотверженно охраняла пожилая женщина в белом фартуке. Фартук был надет поверх облегающего фигуру голубого форменного платья.
Едва Глушичка и Дуда появились в дверях, как женщина решительно двинулась им навстречу. И хотя она не сказала ни слова, было понятно, что к главному врачу, профессору медицины доктору Мариану Ламошу, попасть будет не так-то просто. Она грудью встала на защиту двери, высоко подняв голову.
Выражение ее лица не изменилось и тогда, когда они вежливо попросили передать главврачу, что по договоренности с ним пришли майор Глушичка и капитан Дуда. Она скрылась за дверью, вся — воплощенное достоинство, и закрыла ее за собой. Через секунду женщина появилась снова и уже любезно пригласила их войти.
Главному врачу было за пятьдесят. Огромного роста, он был скорее похож на гренадера, чем на хирурга. Сквозь редкие волосы поблескивала лысина. У него были румяные щеки, на носу — очки в широкой черной оправе, над ними топорщились густые темные брови. Он дружески поприветствовал их и предложил сесть в большие кожаные кресла.
— Пожалуйста, товарищи, я вас жду. В нашем распоряжении десять минут, я жду еще одного посетителя. Вас интересует больной Адам, если не ошибаюсь. Доктор Гал уже сообщил мне об этом.
В словах врача они почувствовали искренность и действительное желание помочь им. Оба молча кивнули.
Профессор Ламош сам оперировал Адама. Он рассказал им о характере ранения, стараясь не пользоваться специальными терминами, и констатировал, что состояние больного таково, что можно разрешить разговор с ним в течение пятнадцати минут.
— А каково его психическое состояние? — спросил Глушичка. — Можем ли мы с ним говорить откровенно об убийстве, которое расследуем?..