И когда я открываю глаза — убеждаюсь. Вместо Вани толпа беснующихся людей, почти шабаш! Но никаких зеленых глаз и глубокого взгляда.
Его нет. Он не может тут быть, а у тебя чердак потек! Окончательно и бесповоротно.
Нужно на воздух.
Я хорошо знаю это здание, пусть клуб открыли уже после моего отъезда. Раньше здесь был другой, но планировка не поменялась. Выхожу на танцпол, затем иду до туалета, но не дохожу до него, а сворачиваю к неприметной двери справа, которую сильно толкаю и попадаю в длинный, темный коридор.
Свобода.
На миг я останавливаюсь, чтобы немного успокоить сердце и внезапное головокружение, хватаюсь за стену.
Вдох-выдох. Давай. Дыши! Вдох-выдох.
Удаётся немного взять себя в руки — хорошо. Уже лучше.
Я знаю, что когда я дойду до конца коридора, там будет лестница, по которой можно подняться на крышу — это и есть мой план. Немного свободы, немного побыть одной, немного времени, чтобы прийти в себя окончательно. Пока все еще трясет, и руки мои липкие от страха.
Да, нужна минутка.
Его тут быть не могло! Не могло!!!
Успокойся.
Фу-у-ух…
Вздыхаю и подбираюсь, а потом иду вперед. Стук каблучков эхом отдается от стен, а за спиной вдруг открывается дверь. Я замираю и поворачиваюсь, хмурюсь. Странно. Кого несет следом? Об этом ходе мало кто знает, а в темноте сложно что-то различить, но я хорошо слышу шаги.
Тихие, спокойные, ровные.
Вдруг…свист.
Мелодия.
Я ее так помню, а сценарий, который разворачивается здесь и сейчас — точно мой кошмар. Вот один в один, твою мать!
Мелодия из «Убить Билла» и темнота вокруг. Ваня обожал Тарантино, помню, что у него даже постер с автографом висел над кроватью, поэтому мозг, и придумал такой вот кошмар.
Очень в духе.
А сейчас он становится реальностью…
Я щипаю себя за руку, чтобы проснуться, но внезапно больно, а значит, не сплю. Я не сплю!!! Все происходит на самом деле…
- Лúса-Василиса…куда же ты так быстро? - хриплый голос звучит гораздо громче, чем он есть на самом деле, и первая команда в голове — бежать, но я не могу.
Что-то крепко припечатывает меня к месту, словно приклеивает так, что пошевелиться вообще не вариант! Я только дышу часто, хлестко, пока в глазах бьют черные круги, лишая зрения окончательно.
Этого не может быть…не может быть…
Но только он так меня называл. «Лúса-Василиса». Только Ваня…
- Даже не поздороваешься? - знакомый до боли шепот гремит в каких-то паре метров, и я, клянусь, чувствую запах моря, а еще жар его тела и щетину на своих ладонях.
Резко срываюсь с места. Думаю, что это скорее даже не осознанное, а данное. Говорят, что инстинкт самосохранения — самая сильная, самая «надежная», природная реакция из всех. Может отключиться абсолютно все, но именно инстинкт самосохранения отключается, только когда ты на самом дне.
Видимо, я еще не там, раз пытаюсь сбежать, но разве это важно?
Сильные, безжалостно горячие руки обхватывают меня вокруг талии, как толстые канаты, не успеваю я и пары шагов сделать, а потом вбивают в твердый, знакомый торс так, что дух выходит. Он изменился — и пусть! Стал больше, тверже, сильнее, но я все равно знаю каждый сантиметр наизусть.
Это Ваня. Сомнений быть не может. Он здесь.
- Ваня… - бессознательно слетает с губ заветное имя, а его хозяин улыбается.
Дышит мне на ухо тяжело и сбито, потом проводит носом по шее и мурчит:
- Ну здравствуй, моя маленькая лисичка. Я очень долго ждал момента, когда снова тебя увижу…
Только вот раньше он действительно мурчал, сейчас режет. Хмурюсь сильнее, цепляясь за запястье на моем животе, а наружу вываливается вопрос, который так волнует мое сознание:
- Что ты…что ты здесь делаешь?
Настроение резко меняется.
Он больше не касается меня даже с притворной нежностью, а сильно сдавливает горло, через мгновение вбивает в стену и приближается так близко…Кислорода нет. Я пытаюсь его поймать, отчаянно хватаясь губами за последнюю ниточку «жизни», но это правда бессмысленно.
Какая жизнь? Я мертва уже давно, просто тело пока подчиняется «инстинкту самосохранения» — вот и все.
- Что я делаю здесь, а не в тюрьме?! - рычит глухо, - Это ты имеешь в виду?!
Ненависть и ярость окатывает мощным цунами, но дальше отключается последний оплот — я больше не цепляюсь за жизнь как будто. Мне нет смысла бороться. Отпускаю ситуацию. Не пытаюсь вдохнуть, не пытаюсь вырваться, потому что заслужила.
Я все это заслужила сама.
Это я дала против него показания. Я все подписала. Я сделала это сама. Это было мое решение.
Поэтому добровольно и с радостью шагаю вгустую, тягучую субстанцию. Руки лишаются силы, мозг перенапрягается, и я, как лампочка, перегораю с единственной надеждой — никогда больше не включиться вновь.