В вещевом магазине прибавилось посетителей, работники же занимались тем, что вывешивали товар из новых поставок. У входа стоял один единственный охранник. Надя пошла туда, где находилась обувь. Выбрала себе одну пару чёрного цвета с чем-то похожим на мех. Оглядела их, прикинула размер, приложив к ступням, после чего быстро зашагала в примерочную. Обувка пришлась в пору. В каждом ботинке было по одному магниту, державшемуся на металлическом шнурке с иголкой, вдетом в отверстие для шнурков. Снять их кусачками не составило никакого труда. Надя специально выбрала примерочную кабинку, где оставалась висеть одежда от прошлого посетителя. Она завернула магниты в висевшие на крючках рубашки и положила их на стул. Туда же она спрятала и плоскогубцы. После чего тщательно исследовала обувь внутри и снаружи — никаких хитро спрятанных магнитов не нашлось. Тогда, одев обувь, она вышла из кабинки и пошла прямиком к выходу. Проходя мимо охранника и детекторов, она молила бога, чтоб ничего не запищало. Обошлось. Обутая в украденные ботинки, она спустилась на первый этаж и вышла из торгового центра.
_
3
Всё началось после смерти матери — столь же внезапный, сколь ожидаемый сердечный приступ. Болела она уже давно. Надя была единственным ребёнком в семье. Отец нашёл новую жену — самовольную барышню чуть моложе него, уже вдова с ребёнком двадцати одного года, на три года младше Нади. С первых дней он стал вести себя в чужой квартире, как у себя дома, а Надю же охватила апатия. Она хотела только одного — чтоб от неё отстали. С каждым днём отец удалялся от неё всё больше, общих тем с ним почти не было, как, собственно, не было и раньше. Женя (так звали сына новой отцовской жены) был из тех, кто на одну сказанную фразу выкидывал с десяток своих. Говорить с ним было чем-то невыносимым, и Надя просто закрывалась в себе.
А потом умер и отец.
Не прошло и недели после похорон, новые домашние стали уговаривать Надю уйти жить в квартиру покойной бабушки, на что девушка отвечала категоричным “нет”, ожидая новых глупых издёвок в свой адрес. К ним приходили друзья, родственники, что безропотно нарушали идиллию и покой. Потом Надя уже начала было свыкаться, научилась давать им отпор, как в родной дом наведались мужчины в белых халатах. Они повалили девушку на пол, на что та стала вопить во всё горло, пока ей не вкололи дозу успокоительного.
Так она оказалась в лечебнице.
Первые дни она ещё пыталась сопротивляться. Но ни от криков, ни от попыток спокойных разговоров не было никакого толку. Санитары и медсёстры просто выполняли свою работу, а главврач, понятно дело, было заодно с теми, кто её сюда засунул. Чем больше она пыталась сопротивляться, тем сильнее становились дозы лекарств, приносивших, стоит заметить, хоть и временное, но всё же приятное успокоение. А ещё побочные эффекты с дрожью в руках и пустотой в голове. Приходилось только мириться.
Там, в лечебнице, Надя познакомилась с Олей. Это была странная девочка восемнадцати лет, с удовольствием рассказывающая о себе. Особенно, она любила рассказывать о том, как хотела покинуть этот мир. Историй было много, но пара из них запомнились особенно. Когда Оле было четырнадцать, она как-то ночью, когда мама уже спала, взяла бутылку Джек Дэниэлс (свой, не мамки, в четырнадцать-то лет), кучу таблеток и пошла с этим всем делом в зал. У неё было несколько пачек парацетамола, каких-то лёгких успокоительных и Триган. Она где-то слышала, что если большое количество таблеток запить алкоголем, то медленно откажет печень. Настроение у Оли было приподнятое — сегодня она умрёт и завтра ей не придётся идти в школу. Она методично глотала таблетки, запивая их противной горькой жидкостью, пока не заснула. Утром получила нагоняй от мамки и с похмельем пошла на второй урок.
Другой раз она хотела повеситься. Петлю сделала хорошую, прочную, но попытка была обречена на провал, так как вбитый в стену гвоздь не мог выдержать вес даже самого лёгкого ребёнка.
А затем, уже годам к семнадцати, у Оли открылись экстраординарные способности. Звучало это даже не как бред сумасшедшего, а просто как детская выдумка, но скука больничных будней понудила Надю проявить некоторое любопытство. И кто бы мог подумать, что выдумка эта — совсем не выдумка.