И действительно, с правленского крыльца по всему селу раздавалось пьяное гуденье, обрекавшее на погибель серую бабочку, разбранившуюся вчера с Федотовой старухой. Голос угостителя покрывал собою голоса всех.
-- Известно, бабы люты на брань, -- толковал он собранию, обнося всех водкой. -- Потачки своей старухе я не дал, потому ярка Козлихина в самом деле ко мне на двор забежала. Только рази могла Козлиха сыновей моих ворами и разбойниками, а меня жидом и иудой ругать? Хорошо она это сделала или нет?
-- Што тут хорошего... -- согласно отвечали прихлебатели.
-- Приятности тут точно что малость, -- поддерживал писарь, заряжаясь под шумок стаканищем.
-- Бездельница она выходит, Козлиха-то, вот что! -- с тихой, но просящей улыбкой ввернул свое словцо сторож Василий.
-- Што же ты, братец ты мой, по очереди ко мне не подходишь? -- с удивлением спросил его дядя Федот.
-- Да так, Федот Иваныч; не пристойно нам, малым людям, вравне с богатыми компанию держать, -- вежливо отвечал Василий, выламывая стакан.
-- Поруху она чести моей великую нанесла, -- ораторствовал дядя Федот. -- Опять же, в бедности такой находимшись, Козлиха богатому человеку должна уважение всякое воздавать, а она вот куда затесалась -- в брань! Ежели бы она с старухи моей за лютость ее не взыскала, я к ярке-то ее баранчика своего еще бы придал; а она, про богачество мое позабымши, сама, сказываю, при бедности при своей пустилась в брань.
-- В брань? -- раздавалось в толпе. -- Ах ты господи!
-- Следствует ее теперича сюда привесть и наказание мирским судом положить, -- за то я вас и пою, -- закончил дядя Федот.
-- Как не наказать? -- согласно запел хор. -- Бабенка она вдовая, убогая; уму-разуму беспременно научить ее надоть.
-- Мы это живо скомандуем! Мы ее, Козлиху безрогую, с одного маху сюда предоставим, -- улыбался сторож, накидывая на плечи дырявый армячишко.
-- Ббу-у-у! Трры-рр-ры! -- заревела пьяная толпа на предоставленную с одного маху Козлиху.
-- Ты какими делами занялась? -- азартно спрашивал ее писарь.
-- Почто ты людей почище себя обижаешь? -- кричали из толпы.
А Козлиха стоит так-то, сама в землю потупилась, красная вся. И конфузно-то ей и досадно, потому зло взяло, что за ее же добро ее же и судят теперь на миру и ругают.
-- Православные! -- взмолиться она было со слезами попробовала, -- вы ведь все хресты носите...
А сама перед крыльцом наземь упала, как бы в ноги всему сходу кланялась.
-- Вот, сейчас умереть, пречудная бабенка какая! -- с насмешливой улыбкой толковал Козлихе арестовавший ее сторож. -- Нечего в ногах-то валяться, а лучше штраф приготовь поскорей, потому без штрафу тебе быть невозможно. Рази не видишь, глупая, какая тут махина вина выпита? Должна ли ты после того нас угостить, али нет? Сказывай?
-- Васильюшка! Кормилец ты мой! Где же я теперича возьму этот самый штраф?
-- Ах ты голова с мозгом! -- возражал ей Василий. -- Рази мир-то без угощения когда расходился? Ему, уж коли он собрался, вот как надобно выпить -- вплоть!
-- Веди-ка ты ее, Василий, без разговора в чулан, -- скомандовал писарь. -- Мы ее там ублаготворим. Перестанет она с богатыми людьми в ругательство вступать.
-- Отец родной! Микита Иваныч! -- завопила Козлиха. -- За какую же провинность в сарай меня весть велишь?
-- Разговаривай! -- крикнул писарь.
Сторож как бы колебался тащить бабенку.
-- Я так полагаю, Микит Иваныч, как мое рассуждение есть, может, она насчет штрафу осилит как-нибудь, -- вмешался он.
-- Вправду, может, она как-нибудь на четвертинку собьется. Выпить бы теперича, признаться, знатко бы, -- вступились мужики.
-- Штраф штрафом, -- возразил заступникам дядя Федот, -- а блох из нее выпужать беспременно следует, потому я вас для самого этого дела и вином поил.
-- Ну ин в самом деле, ребята, прохворостить ее. Што же мы, вправду, задарма, што ли, вино-то пили? -- единодушно согласились на крыльце.
Василий потащил Козлиху в пожарный сарай... а между тем услужливая сходка с шумом и гарканьем распивала третью четверть благодарного дяди Федота.
-- Вот те и вся недолга! -- радостно вскрикнул сторож, взбегая на крыльцо. -- Пробрал я ее, как и быть надоть. До новых веников не забудет.
Козлиха съежилась в своем изорванном зипунишке, так что казалась гораздо меньше, чем на самом деле.
-- Милая ты моя, -- наставительно сказал ей толстый мужик, сходя с крыльца, -- поклонись теперь миру да за штрафом как можно скорее сходи. Акромя того, делать тебе здесь нечего. Бежи-кась.
-- За что же я буду платить штраф? И где я его возьму? -- зарыдала Козлиха.
-- Мир тебя на ум наставил, а ты его попоштовать не хочешь? Это, я тебе сказываю, большой ты грех на себя принимаешь, Козлиха, -- резонировал толстяк, покачиваясь. -- Ты то теперича возьми: чем ты господу богу угодить можешь? Постом и молитвой! Это я тебе истинную правду сказываю. Ты ее и понимай.