Рассказчик на минуту умолк, обвёл присутствующих взором и продолжал снова:
— Я не скажу, чтобы моё излечение подвигалось вперёд слишком успешно. Образ Нины Сергеевны ходил за мной по пятам, и я носился с ним, как с зубной болью. Мне мучительно хотелось знать, как-то она проводит своё время, с кем смеётся, вспоминает ли обо мне? Но как я мог увидеть её? Какими средствами возможно было добиться этого? Однажды я весь день мучился этою мыслью и ходил по кабинету, ломая руки; и в конце концов я нашёл способ. Я был уверен, что увижу Нину Сергеевну. Вечером, когда короткий зимний день потух и на небе вышли звезды, я сказал Карпею:
— Сейчас мы пойдём в лес, к озеру.
— Гоже, — отвечал он мне.
Я продолжал:
— Мы сядем у самого озера и будем смотреть.
— Смотреть? — переспросил Карпей.
— Смотреть. И увидим Нину Сергеевну.
— Нину Сергеевну?
— Да; ты не будешь бояться?
— Бояться? Чего ж бояться! — и он неизвестно почему рассмеялся.
Я видел, что этот простак верит мне безусловно, и это меня ободрило.
Впрочем, он и всегда свято верил мне и смотрел на меня, как на высшее существо.
Мы надели полушубки, захватили шестизарядные магазинки и лесом отправились к озеру. Через полчаса ходьбы мы были уже на берегу озера. Его застывшая поверхность, покрытая девственно белым снегом, вся мягко светилась, испуская из своих пор едва заметный, прозрачный пар. Столетние ели унылым венком окружали его и серебряный серп месяца медленно выдвигался из-за тёмной стены этого венка, бросая на матовую скатерть озера вкрадчивый и лукавый, постоянно колебавшийся свет. Тишина вокруг стояла необычайная, и эта тишина сразу наполнила нас жутким ощущением. Мы опустились на какой-то поваленный ствол, положили на колени наши магазинки, перевели дыхание, насторожились и стали смотреть прямо перед собою. Я сидел и думал. Я часто замечал, что человек имеет способность передавать природе свои настроения. Часто летняя ночь наигрывает нам именно то, чем томится наше сердце, и если нам весело, листья рощ хохочут рядом с нами, как сумасшедшие. И чем напряжённее наше настроение, тем ярче оно воспринимается природою. И я думал, что и теперь озеро может воспринять мои желанья, и оно покажет мне Нину Сергеевну, как пустыня явлением миража показывает жаждущему путнику брызжущий водомёт. И я сидел, смотрел на этот вечно колеблющийся свет месяца и весь томился желанием поскорее увидеть её. Я был уверен, что увижу её. Мне даже казалось, что среди этого лунного света начинает сгущаться какое-то тёмное ядро. И я не сводил глаз с этого ядра; я даже совсем забыл о существовали Карпея. И вдруг он ухватил меня за руки и заглянул в мои глаза. Его лицо было неузнаваемо. Оно всё было одухотворено какой-то необычайной мыслью, а в его потемневших глазах мерцал ужас. При этом он весь дрожал, как в лихорадке.