- Адам...
- Что ты говоришь, Джульетта? – он вскочил, нервно проводя рукой по волосам. - Ты не... не хочешь быть со мной?
Я вскакиваю на ноги, смахиваю с глаз обжигающие слезы, отчаянно хочу подбежать к нему, но не в силах сдвинуться с места. Голос ломается, когда я заговариваю. - Конечно же, я хочу быть с тобой.
Его рука безвольно падает. Он смотрит на меня с болью в распахнутых глазах, хотя челюсти крепко сжаты, мускулы напряжены, а тело дрожит от судорожных вдохов и выдохов.
- Тогда, что сейчас происходит? Потому что что-то происходит, и это нельзя назвать «хорошо», - его голос прерывается. - Это совсем не хорошо, Джульетта, это нечто, черт возьми, совершенно противоположное, я всего лишь хочу обнять тебя...
- Я не хочу при-причинить тебе боль...
- Ты вовсе не причинишь мне боль, - говорит он и встает передо мной с мольбой в глазах. – Клянусь, все будет хорошо - у нас все будет хорошо - сейчас мне уже лучше. Я тренируюсь и уже набрался сил...
- Пожалуйста, Адам, это слишком опасно, - умоляю я его, отступая назад, и яростно вытираю текущие по лицу слезы. - Так будет лучше для тебя. Будет лучше держаться от меня подальше....
- Но это не совсем не то, чего я хочу - ты даже не спрашиваешь, чего хочу я..., - он наступает, а я уворачиваюсь от его объятий. - Я хочу быть с тобой, и мне плевать, если это будет нелегко. Я все равно хочу. Все равно хочу тебя.
Я в ловушке.
Я зажата между ним и стеной, бежать некуда, да я и не хочу, даже если бы могла. Я устала бороться, хотя все внутри меня кричит, что нельзя быть такой эгоистичной, нельзя позволить ему быть со мной, если, в конечном итоге, я принесу ему лишь боль. Но он смотрит на меня, смотрит так, будто я убиваю его, и я вдруг осознаю, что своим отказом раню его гораздо сильнее.
Меня трясет. Я так отчаянно желаю его и в то же время знаю лучше, чем когда-либо: моим желаниям придется повременить. И я ненавижу, что все получается именно так. Так сильно ненавижу, что хочется закричать.
Но, возможно, мы могли бы попытаться.
- Джульетта, - голос Адама охрип от нахлынувших чувств. Его руки, лежащие на моей талии, слегка подрагивают в ожидании разрешения. - Прошу.
И я не возражаю.
С тяжелым дыханием Адам прислоняется лбом к моему плечу, сжимает ладонями мой живот и медленно, дюйм за дюймом, ведет ими по телу, - и я задыхаюсь.
В моем теле словно происходит землетрясение, тектонические плиты сдвигаются от паники к удовольствию, когда его пальцы сжимают мои бедра, поднимаются к спине, ложатся на плечи и спускаются по рукам, задерживаясь на запястьях.
Там заканчивается ткань и начинается моя кожа.
Но он делает глубокий вдох.
И берет мои ладони.
Я на секунду застываю, пытаясь отыскать на его лице малейшие признаки боли или опасности, но затем мы оба выдыхаем, и я вижу, как он нерешительно улыбается с новой надеждой, с новым оптимизмом, что все, возможно, получится так, как надо.
Но вот Адам моргает, и его глаза меняются.
Глубокие, отчаянные, голодные глаза: он изучает меня таким взглядом, будто пытается прочесть слова, отпечатанные внутри меня. Я почти ощущаю жар его тела, силу конечностей, мощь груди, и больше не остается времени остановить его.
Адам целует меня.
Левой рукой обхватывает мой затылок, правой - сжимает талию, крепко притягивая к себе и уничтожая любую здравую мысль в голове. Сильное, глубокое ощущение. Адам открывается с той стороны, о которой я никогда не подозревала, и я задыхаюсь, задыхаюсь, задыхаюсь.
Меня накрывает горячий дождь и высокая влажность и сломанные термостаты. Свистящие чайники и взрывающиеся паровые машины, и дикое желание сорвать с себя одежду, лишь бы ощутить хоть дуновение легкого бриза.
Это поцелуй из разряда тех, что заставляют усомниться в незаменимости кислорода.
Знаю, что не следовало этого делать. Знаю, что наш поступок, наверно, выглядит глупо и безответственно после всего, что мы узнали. Но пусть меня застрелят, потому что остановиться я не в силах.
Я цепляюсь за его рубашку, отчаянно нуждаясь в какой-нибудь лодке или спасательном круге или хоть в чем-то, что вытянет меня на поверхность, в реальность, но он отстраняется, чтобы перевести дыхание, разрывает рубашку, бросает ее на пол, сгребает меня на руки, и мы оба падаем на кровать.
Каким-то образом я оказываюсь сверху.
Он приподнимается и тянет меня вниз, целует шею, щеки; мои руки исследуют его тело, изучают линии, изгибы, мышцы. Мы прижимаемся лбами друг к другу, Адам зажмуривается и произносит: - Как такое возможно, что я так близко к тебе, и в то же время ты так далека, что хочется умереть?
Я вспоминаю: две недели назад я пообещала ему, что когда ему станет лучше, когда он выздоровеет, я изучу каждый миллиметр его тела своими губами.
И я решаю, что сейчас самое время выполнить свое обещание.
Я начинаю с его губ, двигаюсь по линии подбородка к щекам, спускаюсь по шее к плечам и рукам, обнимающим меня. Адам стягивает мой костюм, он так разгорячен и напряжен, он пытается сдерживаться, но сердце гулко и быстро бьется о его грудную клетку. И о мою тоже.
Я провожу по белой птице, парящей на его коже: это самая невероятная татуировка из всех, что я когда-либо мечтала увидеть. Птица. Белая, с золотистыми полосками на макушке наподобие короны.
Когда-нибудь она взлетит.
Птицы не летают, говорят ученые, но история утверждает обратное. Я хочу увидеть ее, хочу потрогать. Хочу смотреть, как она парит в воздухе, как ей и положено, как это происходит в моих снах.
Я склоняюсь, чтобы поцеловать желтую корону, глубоко татуированную на груди Адама, и его дыхание резко прерывается.
- Мне нравится эта татуировка, - я поднимаю голову и ловлю его взгляд. – Я не видела ее с тех пор, как мы попали сюда, и тебя без рубашки не видела столько же, - шепчу я. - Ты по-прежнему спишь без одежды?
Адам отвечает мне загадочной улыбкой, как будто смеется над только ему известной шуткой.
Он отнимает мою руку от своей груди и дергает меня вниз, так что мы оказываемся лицом к лицу. Странно, с тех пор, как мы попали в эту комнату, я не ощущала даже легкого дуновения, но сейчас чувствую, будто внутри моего тела поселился ветер, он гуляет по моим легким, разгоняет кровь, смешивается с дыханием и не дает вздохнуть.