Единственный человек, который осмелился прикоснуться ко мне.
То есть, один из двух.
Кажется, я слишком часто думаю об Уорнере.
Я вспоминаю его глаза и странную доброту и его жестокое, расчётливое поведение. Я вспоминаю, как он смотрел на меня, когда я выпрыгнула из окна, чтобы сбежать, и помню ужас на его лице, когда я приставила пистолет к его сердцу. И меня удивляет моя озабоченность этим человеком, который одновременно похож и не похож на меня.
Интересно, увижу ли я его снова, и как он встретит меня. Я даже не знаю, хочет ли он все еще сохранить мне жизнь, особенно после того, как я попыталась убить его, и совсем не понимаю, что могло подвигнуть девятнадцатилетнего мужчину-мальчика вести такой жалкий и жестокий образ жизни. Я осознаю, что лгу сама себе, потому что на самом деле все понимаю. Потому что я, наверно, единственный человек, кто действительно может его понять.
И вот, что мне удалось узнать:
Я знаю, что он человек с измученной душой, который, как и я, вырос без теплоты дружбы, любви или мирного сосуществования. Я знаю, что его отец – лидер Восстановления, и он одобряет преступления сына вместо того, чтобы осудить их. И я знаю, что Уорнер понятия не имеет, что такое быть нормальным.
Как и я.
Он провел свою жизнь в борьбе, чтобы оправдать ожидания отца о мировом господстве. Не спрашивая почему, не задумываясь о последствиях, не останавливаясь для того, чтобы взвесить ценность человеческой жизни. У него есть власть, сила, положение в обществе, которые позволяют ему чинить огромные разрушения, и которыми он с гордостью обладает. Он убивает без раскаяния или сожаления, и хочет, чтобы я присоединилась к нему. Он видит меня такой, какая я есть, и ожидает, что я начну жить в соответствии со своими возможностями.
Опасная, чудовищная девочка со смертельным прикосновением. Грустная, жалкая девочка, которой больше нечего дать этому миру. Не годная ни на что, кроме как быть оружием, инструментом для пыток. Вот, чего он от меня хочет.
И в последнее время я уже не уверена, ошибается ли он. Я ни в чем не уверена. Я ничего знаю о том, во что верила раньше, и меньше всего знаю о том, кто я есть. Мысли забивает тихий голос Уорнера, который нашептывает, что я могу сделать больше, я могу быть сильнее, я могу быть всем. Я могу быть намного больше, чем маленькой испуганной девочкой.
Он говорит, что я могу быть всесильной.
Но пока что я не решаюсь.
Пока что я не вижу ничего привлекательного в той жизни, которую он предложил. Я не вижу в ней будущего, не нахожу в ней удовольствия. Пока что, говорю я себе, несмотря ни на что, я не хочу вредить людям. Не этого я желаю.
И даже если мир ненавидит меня, даже если они всегда будут ненавидеть меня, я никогда не буду мстить за это невинному человеку. Если я умру, если меня убьют, даже во сне, я, по крайней мере, умру с достоинством. Та толика человечности, которую я еще сохраняю, полностью под моим контролем. И я никому не позволю отнять ее у меня.
То есть, я постоянно должна помнить, что Уорнер и я - два разных слова.
Мы как синонимы, но не тождественны.
Синонимы знают друг друга как старые коллеги, как друзья, которые обошли весь мир вместе. Они обмениваются историями, воспоминаниями о своем происхождении и забывают, что, хотя они похожи, они совершенно разные. Хотя они обладают схожим набором характерных признаков, один никогда не сможет быть другим. Тихая ночь – не то же самое, что безмолвная, решительный человек – не непреклонный, яркий свет – не ослепительный, потому что цели, с которыми эти слова добавляются в предложение, абсолютно различны.
Они не тождественны.
Всю свою жизнь я провела, пытаясь стать лучше. Пытаясь стать сильнее. Поскольку, в отличие от Уорнера, я не хочу быть ужасом для этой Земли, не хочу причинять людям боль.
Я не хочу использовать свою силу, чтобы калечить кого-либо.
Но затем смотрю на свои руки и вспоминаю, на что я способна. Вспоминаю, что я натворила, и что могла бы натворить. Потому что очень трудно бороться с тем, что ты не можешь контролировать, а сейчас я не могу справиться даже со своим собственным воображением. Оно хватает меня за волосы и тянет в темноту.
Глава 16
Странная вещь – одиночество.
Оно подкрадывается тихо и неспешно, садится рядом с тобой в темноте, поглаживает по волосам, пока ты спишь. Одиночество обволакивает твое тело, стягивает его так сильно, что ты не можешь дышать, оно оседает в твоем сердце, лежит рядом с тобой по ночам, высасывает свет из каждого уголка. Одиночество – неизменный спутник, оно сжимает твою руку только для того, чтобы потянуть вниз, тогда как ты изо всех сил пытаешься подняться.
Ты просыпаешься утром и спрашиваешь себя – кто ты? А ночью не можешь заснуть и дрожишь, как осиновый лист. Ты сомневаешься, сомневаешься, сомневаешься.
должна ли я
хочу
или не хочу
и почему
И даже, когда ты готова отпустить, когда готова освободиться и стать совершенно другим человеком. То и тогда, одиночество, старый друг, стоит рядом с тобой у зеркала, смотрит тебе в глаза и спрашивает, рискнешь ли ты жить без него. Ты не можешь подобрать слов, чтобы побороться с собой и сопротивляться словам, кричащим о том, что у тебя не хватит сил, что их всегда, всегда будет слишком мало.
Одиночество – горький и презренный спутник.
Однажды оно тебя просто не отпустит.
- Эээй?
Я моргаю, задыхаюсь и уворачиваюсь от пальцев, щелкающих перед моим лицом, в то время как знакомые каменные стены Омега Поинт возвращаются в поле зрения. Я ухитряюсь развернуться.
Кенджи пристально смотрит на меня.
- Что? - я бросаю на него испуганный, нервный взгляд, сжимая и разжимая руки без перчаток и желая, чтобы у меня было что-то теплое, в чем можно спрятать пальцы. У этого костюма нет карманов, а я не смогла сберечь перчатки, испорченные в лаборатории. И другой пары мне тоже не дали.
- Ты рано, - говорит Кенджи, наклонив голову, и смотрит на меня со смесью удивления и любопытства в глазах.
Я пожимаю плечами и пытаюсь спрятать лицо, не желая признаваться в том, что едва ли спала прошлой ночью. Проснувшись в три часа, к четырем я была уже полностью одета и готова идти. Мне отчаянно требовалось какое-нибудь оправдание, чтобы отвлечься от своих мыслей. - Я очень волнуюсь, - лгу я. - Чем мы сегодня займемся?