- Это я виноват... все я... мне не следовало целовать тебя... ты пыталась сказать мне, но я не слушал, и мне так... мне так жаль, - говорит он, тяжело выдыхая слова. - Мне следовало послушать тебя. Я был слаб. Но в этот раз все будет иначе, клянусь, - говорит он, опуская лицо на мое плечо. - Я никогда не прощу себя за это. Ты была готова дать нам шанс, а я все испортил, и мне так жаль, так жаль...
Все внутри меня развалилось на мелкие части.
Я ненавижу себя за то, что случилось, ненавижу себя за то, что мне приходится делать, ненавижу, что я не могу унять его боль, не могу сказать ему о том, что мы попытаемся, что это будет сложно, но мы все равно справимся. Потому что это ненормальные отношения. Потому что наши проблемы непоправимы.
Потому что моя кожа всегда будет такой.
Никакие тренировки на свете не смогут исключить вполне реальную вероятность того, что я могу навредить ему. Я могу убить его, если мы когда-нибудь зайдем слишком далеко. Я всегда буду для него угрозой. Особенно во время самых нежных, самых важных, уязвимых моментов. Тех моментов, которых я жажду больше всего. Есть вещи, которые я никогда не смогу с ним пережить, и он заслуживает гораздо, гораздо большего, чем я, чем этот измученный человек, которому практически нечего предложить взамен.
Но я лучше буду просто стоять и чувствовать на себе его руки, чем хоть что-то скажу. Потому что я такая слабая и так сильно хочу его, что это убивает меня. Я не могу унять дрожь, я не могу ничего разглядеть сквозь пелену слез, заслонившую мне обзор.
А он не отпускает меня.
Он продолжает шептать «Пожалуйста», и мне хочется умереть.
Но если я проведу здесь еще хотя бы мгновение, то точно сойду с ума.
Поэтому я поднимаю дрожащую руку к его груди и чувствую, как он напрягается, отстраняется. Я не осмеливаюсь взглянуть ему в глаза даже на секунду, потому что не вынесу светящейся в них надежды.
Я пользуюсь моментом его краткого замешательства и ослабленных объятий, чтобы выскользнуть, выбраться из теплого убежища, подальше от его бьющегося сердца. И вытягиваю перед собой руку, чтобы не позволить ему снова дотянуться до меня.
- Адам, - шепчу я. - Пожалуйста, не надо. Я не могу... я н-не могу...
- У меня никогда не было никого другого, - говорит он, больше не заботясь о том, чтобы понизить голос, не волнуясь, что его слова эхом разносятся по тоннелям. Дрожащей рукой он прикрывает рот, проводит ею по лицу, по волосам. - Никогда не будет никого другого... Я никогда не пожелаю никого другого...
- Перестань... ты должен перестать..., - я не могу дышать, не могу дышать, не могу дышать. - Ты не хочешь этого... ты не хочешь быть с кем-то вроде меня... с кем-то, кто, в конечном счете, причинит тебе только б-боль...
- Черт побери, Джульетта, - он поворачивается и ударяет ладонями по стене. Опустив голову, он тяжело дышит, голос хрипит и срывается на каждом слоге. - Ты причиняешь мне боль сейчас, - говорит он. - Ты убиваешь меня...
- Адам...
- Не уходи, - напряженно говорит он, закрывая глаза, как будто уже знает, что я собираюсь уйти, и не может вынести этого зрелища. - Пожалуйста, - шепчет он измученно. - Не уходи от проблемы.
- Мне... мне бы хотелось, - говорю я ему, жутко дрожа. - Мне бы хотелось избежать всего этого. Мне бы хотелось, чтобы я могла любить тебя меньше.
Я слышу, как он зовет меня, пока я убегаю по коридору. Я слышу, как он выкрикивает мое имя, но я все бегу, убегаю прочь, пробегаю мимо огромной толпы, собравшейся в холле возле столовой, наблюдающей и все слышащей. Я убегаю, чтобы спрятаться, хотя знаю, что это будет невозможно.
Мне придется видеть его каждый день.
Желать его с расстояния миллионов миль.
Я вспоминаю слова Кенджи. Он настаивал, чтобы я очнулась, перестала плакать и изменилась, и я осознаю, что выполнение моих новых обещаний может занять куда больше времени, чем я ожидала.
Потому что прямо сейчас я не могу придумать лучшего занятия, кроме как найти темный угол и расплакаться.
Глава 24
Кенджи находит меня первым.
Он стоит посреди моей тренировочной комнаты. Оглядывается вокруг так, словно никогда прежде не видел этого места, хотя я уверена, что этого просто не может быть. Я по-прежнему не знаю точно, чем он занимается, но теперь мне, по крайней мере, совершенно ясно, что Кенджи – один из самых важных людей в Омега Поинт. Он всегда в движении. Всегда чем-то занят. Никто – за исключением меня, и то в последнее время – не видит его дольше нескольких мгновений за раз.
Как будто он проводит большую часть своей жизни... оставаясь невидимым.
- Что ж, - говорит он, медленно кивая головой, и неторопливо расхаживает по залу, сложив руки за спиной. - Это было чертовски хорошее шоу. Таких развлечений у нас под землей действительно не бывает.
Унижение.
Я окутана им. Окрашена в него. Похоронена в нем.
- В смысле, нет, я должен сказать... вот та последняя реплика? «Мне бы хотелось, чтобы я могла любить тебя меньше»? Это было гениально. Очень, очень здорово. Думаю, Уинстон даже проронил слезу...
- ЗАТКНИСЬ, КЕНДЖИ.
- Я серьезно! - обиженно говорит он. - Это было... я даже не знаю. Это было, вроде как, изумительно. Я понятия не имел, что у вас, ребята, все так пылко.
Я подтягиваю колени к груди, сильнее вжимаюсь в угол комнаты, прячу лицо в ладонях. - Не обижайся, но мне серьезно не хочется сейчас с тобой раз-разговаривать, ладно?
- Нет. Не ладно. У нас с тобой есть, чем заняться.
- Нет.
- Давай, - говорит он. - Поднимайся, - он хватает меня за локоть и поднимает на ноги, пока я пытаюсь отбиться.
Я сердито тру щеки, стирая следы недавних слез. – У меня нет настроения для твоих шуток, Кенджи. Пожалуйста, просто уйди. Оставь меня в покое.
- Никто не шутит, - Кенджи поднимает кирпич из груды, сваленной у стены. - И мир не прекратит воевать с собой только из-за того, что ты рассталась со своим парнем.
Я пялюсь на него, кулаки дрожат, и мне хочется кричать.
А его это, кажется, не тревожит. - Ну так, и чем ты здесь занимаешься? - спрашивает он. - Просто сидишь, пытаясь сделать... что именно? - он взвешивает кирпич в своей руке. - Сломаешь его?
Я сдаюсь, потерпев поражение. Опускаюсь на пол.
- Я не знаю, - я шмыгаю носом, прогоняя остатки слез. - Касл все говорил мне о том, чтобы я «сосредоточилась» и «обуздала свою энергию», - я черчу в воздухе кавычки, поясняя свои слова. - Но мне известно только то, что я могу ломать вещи... и не знаю, почему это происходит. Поэтому я не понимаю, каким образом, по его мнению, я смогу повторить то, что уже сделала. Я понятия не имею, что тогда делала, и что я делаю сейчас, я тоже не знаю. Ничего не изменилось.