Я на мгновение зажмуриваю глаза. Пытаюсь прочистить дыхательные пути, обрести ясность мысли. Когда я, наконец, поднимаю глаза, то замечаю, что он уже сел на один из стульев и смотрит на меня, словно забавляясь.
- Где заложники? – с трудом произношу я.
- С ними все в порядке, - мужчина, имени которого я не знаю, неопределенно машет рукой в воздухе. - С ними все будет в полном порядке. Ты уверена, что не хочешь присесть?
- Что... - я пытаюсь прочистить горло и тут же жалею об этом, не сдержав предательские слезы, обжегшие глаза. - Что вам нужно от меня?
Он подается вперед на своем стуле. Сцепляет руки. - Знаешь, теперь я не совсем уверен.
- Что?
- Ну, ты уже, конечно, поняла, что все это, - он кивает на меня, на комнату, - только для отвода глаз, да?
Он улыбается все той же невероятной улыбкой. - Разумеется, ты поняла, что моей конечной целью было заманить твоих людей на мою территорию? Мои люди ждут одного только слова. Одно мое слово – и они найдут и уничтожат всех твоих друзей, терпеливо ждущих в радиусе полумили.
На меня накатывает ужас.
Он коротко смеется.
- Если вы, юная леди, думаете, что я не осведомлен до мельчайших подробностей о том, что происходит на моей собственной территории, то весьма и весьма заблуждаетесь, - он качает головой. - Я позволил этим безумцам слишком свободно жить среди нас, и это было моей ошибкой. Они создают слишком много проблем, пришло время их устранить.
- Я – одна из этих безумцев, - отвечаю я, пытаясь унять дрожь в голосе. - Зачем надо было приглашать меня сюда, если вы хотите просто убить нас? Почему я? Я ничем не выделяюсь.
- Ты права, - кивает он. Затем поднимается на ноги и засовывает руки в карманы. - Я прибыл сюда с определенной целью: устранить тот беспорядок, который устроил мой сын, и пресечь, наконец, наивные попытки кучки заблуждающихся идиотов. Стереть вас с лица этого жалкого мира. Но потом, - говорит он, посмеиваясь, - когда я только приступил к разработке своих планов, ко мне пришел мой сын и умолял не убивать тебя. Только тебя, - он останавливается. Поднимает глаза. - Он серьезно умолял меня не убивать тебя, - он снова смеется. - Это было настолько же жалко, насколько и удивительно.
- После этого я, конечно же, был просто обязан встретиться с тобой, - говорит он, улыбаясь, смотрит на меня так, как будто очарован. – «Я должен встретиться с девушкой, которой удалось околдовать моего мальчика!», сказал я себе. С девушкой, которой удалось заглушить в нем гордость – чувство собственного достоинства – настолько, чтобы умолять меня о милости.
Пауза.
- Известно ли тебе, - говорит он мне, - когда мой сын в последний раз просил меня о милости? - он наклоняет голову. Ждет ответа.
Я качаю головой.
- Никогда, - он делает вдох. - Никогда. Ни разу за все девятнадцать лет он никогда ни о чем меня не просил. Сложно поверить, не правда ли? - широкая, сверкающая улыбка. - Разумеется, все это моя заслуга. Я прекрасно его воспитал. Научил его быть абсолютно уверенным в себе, сдержанным, свободным от потребностей и желаний, губящих большинство других мужчин. Поэтому слышать эти позорные, умоляющие слова, вылетающие из его рта? - он качает головой. - Естественно, я был заинтригован. Я должен был увидеть тебя воочию. Мне нужно было понять, что такого особенного он увидел в тебе, что могло вызвать такую разительную перемену. Хотя, скажу откровенно, я не ожидал, что ты придешь, - он вынимает одну руку из кармана, жестикулируя ею в процессе монолога. – То есть, я безусловно надеялся на это. Но думал, что ты, по крайней мере, придешь с поддержкой... с некоторым прикрытием. Но вот ты стоишь здесь, одетая в какой-то ужасный спандекс, - он громко смеется, - и совсем одна.
Он изучает меня. - Очень глупо, но храбро. Мне это нравится, я восхищаюсь храбростью.
- Как бы там ни было, я пригласил тебя, чтобы преподать урок своему сыну. У меня было сильное желание убить тебя, - говорит он, важно и неспешно прохаживаясь по комнате. - И я решил сделать это там, где он точно увидит. Война – это хаос, - добавляет он, взмахивая рукой. - Там легко запутаться, кого убили, каким способом, кто кого убил, и так далее, и тому подобное. Мне хотелось, чтобы эта конкретная смерть была такой же ясной и простой, как и послание, которое она будет нести. В конечном счете, это не хорошо для него – питать подобную привязанность. Мой долг, как отца, положить конец этому сумасбродству.
Мне плохо, так плохо, какое ужасное чувство в животе. Этот человек гораздо хуже, чем я могла себе представить.
Когда я заговариваю, мой голос представляет собой лишь тяжелое дыхание, лишь громкий шепот. - Так почему вы просто не убьете меня?
Он колеблется.
- Я не знаю. Я понятия не имел о том, что ты окажешься такой милой. Боюсь, мой сын никогда не упоминал о том, какая ты красивая. А мне всегда так сложно убивать красивое создание, - он вздыхает. - Кроме того, ты удивила меня. Ты пришла вовремя. Одна. Ты всерьез была готова пожертвовать собой ради того, чтобы спасти бесполезных существ, оказавшихся настолько глупыми, что умудрились попасться.
Он делает резкий вдох. - Может быть, мы могли бы оставить тебя. Если ты не окажешься полезной, то, по крайней мере, развлечешь нас.
Он задумчиво наклоняет голову. - Хотя, если бы мы оставили тебя, то, полагаю, тебе пришлось бы вернуться вместе со мной в столицу, потому что я больше не верю в то, что мой сын может сделать что-то должным образом. Я дал ему слишком много шансов.
- Спасибо за предложение, - говорю я ему. - Но я предпочту спрыгнуть со скалы.
Его смех похож на сотню маленьких колокольчиков, счастливый, здоровый и заразительный. – Ох, ты ж, - он улыбается, ослепительно и тепло, и ужасающе искренне, качает головой. Кричит через плечо в сторону другой комнаты – возможно, кухни, не знаю точно: - Сын, подойди сюда, пожалуйста.
И все, о чем я могу думать, это о том, что бывают мгновения, когда ты умираешь, находишься на грани взрыва, погребен на шесть футов под землей, ты ищешь окно, и кто-то выливает горючее на твои волосы и поджигает спичкой твое лицо.
Я чувствую, что мои кости воспламеняются.
Уорнер здесь.
Глава 35
Он появляется в дверном проеме прямо напротив того места, где я сейчас стою, и выглядит в точности, как я запомнила. Золотистые волосы, безупречная кожа, глаза, сверкающие бледным изумрудным оттенком. Изысканно красивое лицо, которое, как я теперь знаю, он унаследовал от своего отца. Тот тип лица, в которое никто больше не верит; линии и ракурсы, простая симметрия, которая практически оскорбляет своей идеальностью. Никто никогда не должен желать себе такого лица. Это лицо – как расплата за все проблемы, опасности, свалившиеся на голову ничего не подозревающему, невинному человеку.