Я осматриваю пистолет в своих руках. Пробую пальцем спусковой крючок. Пытаюсь вспомнить, как Кенджи учил меня целиться, говорил о том, что руки и оружие не должны дрожать. Что нужно приготовиться к отдаче... что тебя швырнет назад… после выстрела.
Я наклоняю голову. Изучаю его конечности.
- Ты, - удается, наконец, выдохнуть Андерсону, - ты...
Я выстреливаю ему в ногу.
Он кричит. То есть, я так думаю, что он кричит. На самом деле, я больше ничего не слышу. Такое ощущение, что мои уши забиты ватой, кто-то, вроде бы, пытается говорить со мной или кричит на меня, но звуки такие приглушенные. Мне сейчас очень нужно сконцентрироваться, и некогда обращать внимания на надоедливое жужжание на заднем плане. Все, что я знаю, это отдача оружия в моих руках. Все, что я слышу, это выстрел, эхом раздающийся в моей голове. И я решаю, что мне хочется сделать это снова.
Я простреливаю Андерсону другую ногу.
Сколько криков.
Меня забавляет ужас в его глазах. Кровь портит дорогую ткань одежды. Так хочется сказать ему, что сейчас, с раскрытым ртом, он не кажется особо привлекательным, но затем мне приходит в голову, что его не особо волнует мое мнение. Я для него всего лишь глупая девчонка. Маленькая девочка, глупый ребенок с красивым личиком, который слишком труслив для того, чтобы защитить себя. И, ох, разве ему не хотелось оставить меня. Разве не хотелось ему оставить меня при себе в качестве домашней зверушки. И затем я понимаю – нет. Не стоит утруждать себя и делиться с ним своими мыслями. Нет смысла тратить слова на того, кто вот-вот умрет.
Я целюсь ему в грудь. Пытаюсь вспомнить, где находится сердце.
Не совсем слева. Не совсем по центру.
Просто... здесь.
Идеально.
Глава 37
Я – воровка.
Я украла блокнот и ручку из лабораторного халата одного из докторов, пока он не видел, и спрятала их в своих штанах. Это произошло как раз перед тем, как он приказал этим людям схватить меня. Они были одеты в странные костюмы, толстые перчатки и противогазы с пластиковыми стеклами для защиты глаз. Я помню, как подумала о том, что они пришельцы. Они должны быть пришельцами, потому что те, кто сковал мои руки за спиной наручниками и привязал меня ремнями к стулу, не могут быть людьми.
Они били меня электрошокером снова и снова, безо всякой причины, разве что хотели услышать, как я кричу, но я не доставила им такого удовольствия. Я хныкала, но с губ не сорвалось ни слова. Я чувствовала, как по щекам струятся слезы, но я не плакала.
Кажется, это разозлило их.
Они влепили мне пощечину, чтобы разбудить, хотя мои глаза и так были открыты, когда мы прибыли на место. Кто-то отвязал меня, не снимая наручников, постучал по моим коленным чашечкам, а затем приказал встать. Я попыталась. Я попыталась, но не смогла, тогда шесть рук вытолкали меня за дверь, и мое лицо какое-то время заливало кровью бетон. Я не совсем помню ту часть, когда они затащили меня внутрь.
Я все время ощущаю холод.
Я ощущаю пустоту, словно внутри меня не осталось ничего, кроме разбитого сердца. Я чувствую ноющее эхо, чувствую грохот, молотом бьющий по скелету. У меня есть сердце, говорит наука, но я – монстр, твердит общество. Я понимаю, конечно же, все понимаю. Я знаю, что натворила, и не прошу сочувствия.
Но порой я думаю... спрашиваю себя... если бы я на самом деле была монстром, разве бы я этого уже не почувствовала?
Я бы чувствовала гнев и злость, и желание отомстить. Я бы знала, что такое слепая ярость и жажда крови, и потребность в оправдании.
Вместо этого я ощущаю внутри себя бездну, настолько глубокую, настолько темную, что не могу ничего разглядеть; не могу разглядеть, что там внутри. Я не знаю, что я такое, и что может со мной случиться.
Я не знаю, что я могу еще натворить.
Глава 38
Взрыв.
Звон бьющегося стекла.
Кто-то рывком оттаскивает меня как раз в тот момент, когда я нажимаю на спусковой крючок, и пуля попадает в окно за головой Андерсона.
Я оборачиваюсь.
Кенджи свирепо встряхивает меня, - чувствую, как голова болтается туда-сюда, - он что-то кричит, тяжело дышит, уговаривает уходить, бросить оружие: - Я хочу, чтобы ты пошла со мной, хорошо? Джульетта? Ты понимаешь, что я говорю? Я хочу, чтобы ты остановилась прямо сейчас. С тобой все будет в порядке... с тобой все будет хорошо... с тобой все будет прекрасно, ты просто должна...
- Нет, Кенджи... – я пытаюсь сопротивляться, не дать ему увести меня, стою на месте, как приклеенная, потому что он не понимает. Но ему нужно понять. – Я должна убить его, должна убедиться в том, что он умирает, - объясняю я. – Просто дай мне еще минуту...
- Нет, - отвечает он, - еще не время, - и смотрит на меня так, будто вот-вот сдастся, будто увидел на моем лице что-то такое, чего желал бы никогда не видеть: - Мы не можем. Пока не можем убить его. Еще слишком рано, хорошо?
Но это вовсе не хорошо, и я не понимаю, что происходит. Кенджи дотягивается до моей руки и выгребает пистолет из пальцев, - я даже не сознавала, как сильно сжимала рукоятку. Я хлопаю ресницами, чувствую замешательство и разочарование. Опускаю взгляд на свои руки, на костюм. И несколько секунд не могу понять, откуда взялась вся эта кровь.
Я смотрю на Андерсона.
Его глаза закатились. Кенджи проверяет его пульс, потом смотрит на меня: - Кажется, он потерял сознание.
Мое тело начинает сотрясать такая жуткая дрожь, что я едва могу удержаться на ногах.
Что я натворила.
Я пячусь назад, отчаянно ищу стену, к которой можно привалиться, что-нибудь надежное, за что можно подержаться. Кенджи подхватывает меня, одной рукой крепко прижимает к себе, другой поддерживает мою голову, и кажется, что я сейчас заплачу, но по какой-то причине не могу этого сделать. Я не могу сделать ничего, кроме как стоять и терпеть эту дрожь, сотрясающую все тело.
- Нам нужно идти, - говорит Кенджи, поглаживая мои волосы с неожиданной для него нежностью. Я утыкаюсь носом в его плечо, желая обрести силу в его тепле. – Ты справишься? - спрашивает он меня. – Я хочу, чтобы ты пошла со мной, хорошо? Нам придется бежать.
- Уорнер, - задохнувшись и распахнув глаза, я выбираюсь из объятий Кенджи. - Где...
Он без сознания.
Лежит бесформенной кучей на полу. Руки связаны за спиной, рядом на ковре валяется пустой шприц.