Я высказываю Адаму и Кенджи свои мысли.
- Но как? - кричит Кенджи посреди хаоса. - Как нам добраться до него? Если побежим через солдат, то погибнем! Нам нужен какой-нибудь отвлекающий маневр...
- Что? - кричу я в ответ.
- Отвлекающий маневр! - повторяет он. - Нам нужно что-то, что отвлекло бы солдат на то время, пока один из нас доберется до Касла и уведет его... у нас мало времени...
Адам уже хочет схватить меня, пытается остановить, умоляет не делать того, что я, как он думает, собираюсь сделать, но я заверяю его, что все в порядке. Говорю, что волноваться не о чем. Я прошу его позаботиться о безопасности остальных и обещаю, что со мной все будет в полном порядке, но он тянется ко мне, смотрит умоляюще, и как же сильно искушение остаться здесь, рядом с ним, но я вырываюсь.
Наконец-то я знаю, что нужно сделать; наконец-то я готова помочь; наконец-то я почти уверена в том, что, может быть, на это раз я смогу взять ситуацию под контроль, я должна попытаться.
Поэтому я пячусь назад.
Я закрываю глаза.
Я отстраняюсь от окружающего.
Я падаю на колени и прижимаю ладонь к земле. Я чувствую, как сила переполняет меня, чувствую, как она сгущается в моей крови и смешивается с гневом, со страстью, с огнем, пылающим внутри. Я вспоминаю каждый тот раз, когда родители называли меня монстром, ужасной, чудовищной ошибкой, я думаю о всех ночах, когда я рыдала до тех пор, пока не засыпала, я вижу каждого, кто желал, чтобы я умерла. Затем в моей голове, подобно слайд-шоу, проносится череда образов: мужчины, женщины, дети, невинные протестующие на улицах; я вижу оружие и бомбы, огонь и разрушения, бессчетное множество страданий, страданий, страданий, и я ожесточаюсь. Я сжимаю кулак. Я поднимаю руку и
с о к р у ш а ю
жалкие остатки этой земли.
Глава 40
Я все еще здесь.
Я открываю глаза, и на какое-то мгновение теряюсь, сбитая с толку, я почти ожидала увидеть себя мертвой или с травмой головы или, по меньшей мере, корчащейся на земле, но эта реальность отказывается исчезать.
Мир под ногами грохочет, дребезжит, трясется и гремит, мой кулак по-прежнему упирается в землю, и я боюсь его убрать. Я стою на коленях, смотрю на противоборствующие стороны и замечаю, что солдаты сбавляют темп.
Я вижу их бегающие глаза, вижу, как скользят их ноги, не в состоянии удержаться на земле. Скрежет, скрип, четкие трещины, расползающиеся по земле, и кажется, будто челюсти самой жизни разминают свои суставы, скрежещут зубами, зевают, пробуждаясь и становясь свидетелями нашего позора.
Земля оглядывается кругом, разинув рот при виде такой несправедливости, жестокости, расчетливых ухищрений в борьбе за власть, которая не останавливается ни перед кем и не перед чем, которая насыщается кровью слабых, криками непокорных. Земля словно невзначай бросила взгляд на то, чем все это время занимались люди, и ее разочарованный рев вселил в них ужас.
Адам бежит.
Он вихрем мчится через толпу, жадно глотающую воздух и ждущую объяснения землетрясению, налетает на Касла, сбивает его с ног, что-то кричит людям, пригибается, уклоняется от шальной пули, поднимает Касла на ноги, и наша армия срывается в бег.
Солдаты противника бегут по головам и путаются в ногах, пытаясь обогнать друг друга, а я думаю, сколько еще я продержусь, сколько нужно времени, чтобы все устоялось, и Кенджи кричит:
- Джульетта!
Я оборачиваюсь как раз вовремя, чтобы услышать, как он велит мне отпускать.
Что я и делаю.
Ветер, деревья, опавшая листва, покружив, устремляются вниз в едином гигантском порыве, и все замирает, и на секунду я забываю, каково это – жить в мире, который не разваливается на части.
Кенджи рывком поднимает меня за руку, и мы убегаем последними из нашей группы. Он спрашивает, в порядке ли я, а в моей голове бьется мысль, как он до сих пор умудряется тащить Уорнера. Я думаю, что Кенджи, должно быть, гораздо сильнее, чем выглядит, и еще думаю, что временами я слишком строга с ним, и что недостаточно доверяю ему. И в этот момент начинаю понимать, что он – один из тех, кого я люблю на всей этой планете, и как же я рада, что с ним все в порядке.
Как же я счастлива, что он мой друг.
Я цепляюсь за его руку, позволяю ему вести меня к танку, оказавшемуся на нашей территории, и неожиданно осознаю, что нигде не вижу Адама. Я не понимаю, куда он делся, в неистовстве выкрикиваю его имя до тех пор, пока не чувствую его руки на своей талии и шепот в ухе. В отдалении слышны последние звуки выстрелов, и мы по инерции пригибаемся.
Мы забираемся в танк.
Закрываем люки.
И исчезаем.
Глава 41
Голова Уорнера лежит на моих коленях.
Его лицо выражает мир, спокойствие и умиротворение – таким его я никогда прежде не видела, и уже протягиваю руку, чтобы погладить его волосы, но затем вспоминаю, насколько этоео волосы, но затем ы пригибаемся.и ммудряется тащить ______________________________________________________________ неловко.
Убийца на моих коленях.
Убийца на моих коленях.
Убийца на моих коленях.
Я гляжу направо.
Ноги Уорнера покоятся на коленях Адама, и, судя по всему, ему так же некомфортно, как и мне.
- Потерпите, ребята, - говорит Кенджи, ведя танк в сторону Омега Поинт. - Я знаю, что это жутко странно, но у меня не было времени придумать план получше.
Он бросает взгляд на двоих из трех, но никто не произносит ни слова, пока
- Я так рада, что с вами все хорошо, ребята, - я произношу эти звуки так, будто они целую вечность копились внутри, а теперь хотят вырваться, вылететь из моего рта, и только сейчас я осознаю, как сильно переживала, что мы не вернемся назад живыми. - Я очень, очень рада, что вы в порядке.
Кабина наполняется глубоким, торжественным, размеренным дыханием.
- Как ты себя чувствуешь? - спрашивает меня Адам. - Твоя рука... ты в порядке?
- Да, - я сгибаю запястье, стараясь не морщиться. - Я в порядке. Кажется, перчатки и эта металлическая штуковина действительно помогли, - я шевелю пальцами. Осматриваю свои перчатки. – Ничего не сломано.
- Это было реально круто, - говорит Кенджи. – Ты действительно спасла нас.
Я качаю головой. - Кенджи... насчет того, что произошло... в том доме... мне, правда, жаль, я...
- Эй, как насчет того, чтобы поговорить об этом попозже.
- О чем это вы? - спрашивает Адам, насторожившись. - Что случилось?