- Это был роман, - едва дыша, говорит Адам. - Понятия не имею, почему он не женился на ней, но я знаю, что он любил мою маму. Он никогда не интересовался нами, - продолжает он. – Всегда была только она. Все было ради нее. Он приезжал дома всего лишь несколько раз в месяц, и я всегда должен был оставаться в своей комнате. Я должен был вести себя очень тихо, должен был постучать в собственную дверь и получить разрешение выйти из комнаты, даже для того, чтобы просто воспользоваться ванной комнатой. И он приходил в бешенство всякий раз, когда мама позволяла мне выйти. Он не хотел меня видеть, если только не был вынужден. Маме приходилось тайком приносить мне ужин, чтобы он не приходил в ярость из-за того, что она слишком много кормила меня и ничего не оставляла себе, - говорит он, качая головой. - И он стал вести себя еще хуже, когда родился Джеймс.
Адам моргает так, будто вот-вот ослепнет.
- А потом, когда она умерла, - говорит он, делая глубокий вдох, - когда она умерла, он только и делал, что винил меня в ее смерти. Он постоянно повторял, что она заболела и умерла по моей вине. Что я требовал слишком много, что она не наедалась досыта и ослабела из-за того, что была слишком занята, заботясь о нас, что она отдавала нам еду, отдавала нам… все. Мне и Джеймсу, - он хмурит брови. - И я долго верил ему. Я думал, что именно поэтому он все время оставлял нас. Я думал, что это было чем-то вроде наказания. Я думал, что заслужил это.
От ужаса я не могу говорить.
- А потом он просто... В смысле, он даже не видел, как я рос, - говорит Адам, - он всегда был придурком. Но после ее смерти просто... лишился рассудка. Обычно он приходил только для того, чтобы напиться до одури. Он заставлял меня стоять перед ним, и бросал в меня пустые бутылки. И если бы я дрогнул... если бы я только дрогнул...
Он с трудом сглатывает.
- Это все, что он делал, - говорит Адам, уже гораздо тише. - Приходил. Напивался. Избивал меня. Когда мне стукнуло четырнадцать, он перестал приходить, - Адам смотрит на свои руки, развернув их ладонями вверх. - Каждый месяц он присылал деньги, чтобы мы могли выжить, а потом...
Пауза.
- Два года спустя я получил письмо от нашего нового правительства, в котором сообщалось о том, что мой отец умер. Я решил, что он, наверно, снова напился и совершил что-нибудь глупое. Попал под машину. Упал в океан. Что угодно. Это было неважно. Я был рад тому, что он умер, но мне пришлось бросить школу. Я пошел служить в армию, потому что у нас закончились деньги, нужно было заботиться о Джеймсе, и я знал, что не найду никакой другой работы.
Адам трясет головой. - Он ничего нам не оставил, ни единого пенни, ни куска мяса, чтобы выжить, а теперь я сижу здесь, в этом танке, бегу от глобальной войны, которую помог развязать мой собственный отец, - надрывно и глухо смеется, - а другой самый бесполезный на этой планете человек лежит без сознания на моих коленях.
Теперь Адам откровенно хохочет, жестко и недоверчиво; зарывшись пальцами в волосы, он чуть не вырывает их с корнями. - И это мой брат. Моя собственная плоть и кровь.
- У отца была отдельная жизнь, о которой я даже не подозревал, но вместо того, чтобы лежать в земле, как ему положено, он отдал в мое распоряжение того, кто чуть не замучил меня до смерти, - руки Адама трясутся, он стискивает их в кулаки, прижимает ко лбу. - Он должен умереть.
Я не дышу, совсем, абсолютно, когда он говорит:
- Мой отец, я должен убить его.
Глава 42
Хотите, поделюсь секретом.
Я не жалею о том, что сделала. Мне совершенно не жаль.
Если честно, будь у меня еще один шанс, то на этот раз я бы сделала все как надо. Я бы выстрелила Андерсону прямо в сердце.
И наслаждалась бы.
Глава 43
Даже не знаю, с чего начать.
Боль Адама – словно пригоршня соломы, которую затолкали в мое горло. У него нет родителей, за исключением отца, который избивал его, издевался над ним, бросил его только для того, чтобы разрушить остальной мир, и оставил ему новоявленного брата – полную его противоположность во всех мыслимых и немыслимых смыслах.
Уорнер, чье имя больше не является тайной, Адам, чья фамилия на самом деле не Кент.
Адам сказал, что Кент – его второе имя. Он сказал, что не хотел иметь ничего общего со своим отцом и никогда не называл людям своей настоящей фамилии. В этом, по крайней мере, он схож со своим братом.
В этом, и в том, что они оба имеют странный иммунитет к моему касанию.
Адам и Аарон Андерсоны.
Братья.
Я сижу в темноте своей комнаты и изо всех сил пытаюсь сравнить Адама с его новым братом, который на самом деле – всего лишь мальчик, ребенок, возненавидевший своего отца, и, как следствие, принявший череду очень неудачных в своей жизни решений. Два брата. Два абсолютно разных выбора.
Две абсолютно разные жизни.
Касл пришел ко мне этим утром – после того, как всех пострадавших уже разместили в больничном крыле, и безумие сошло на нет, – и сказал: - Мисс Феррарс, вчера вы показали себя очень храброй. Я хотел бы выразить свою признательность, и поблагодарить вас за все, что вы сделали – за поддержку, которую оказали нам. Не знаю, как бы мы без вас справились.
Я улыбнулась, старательно пытаясь проглотить комплимент, и подумала, что на этом все, но он продолжил: - На самом деле, я впечатлен настолько, что хочу предложить первое официальное задание.
Мое первое официальное задание.
- Вас это интересует? - спросил он.
Я сказала: да, да, да, конечно же, меня это интересует, меня это определенно интересует, я очень, очень заинтересована в том, чтобы, наконец, что-то сделать – чего-то достичь, – а он улыбнулся и сказал: - Я очень рад это слышать. Потому что не представляю, кто подошел бы для этого дела лучше, чем вы.
Я просияла.
Солнце, луна и звезды позвонили мне разом и сказали: «Приглуши-ка свое сияние, потому что нам ничего из-за тебя не видать», а я не послушалась и продолжала сиять. А затем спросила у Касла подробности своего официального задания. Того самого, идеального.
И он ответил:
- Я хочу, чтобы вы взялись руководить содержанием и допросом нашего нового гостя.