- Что? - он несколько раз моргает. - О чем ты говоришь?
Я делаю глубокий вдох. Прикладываю ладонь к стене тоннеля, а затем вонзаюсь в нее пальцами, погружая их прямо в камень. Собираю руку в кулак в толще стены, захватываю кусок твердой скалы и, сжимая его в руке, позволяю мелким кусочкам, словно песок просочиться между пальцев на пол.
Адам ошеломленно смотрит на меня.
- Это я выстрелила в твоего отца, - говорю я ему. - Я не знаю, почему Кенджи покрывает меня. Я не знаю, почему он не сказал тебе правду. Но я была так ослеплена этой… всепоглощающей яростью... я хотела убить его. И я мучила его, - шепчу я. - Я выстрелила ему в ноги, потому что мне не хотелось спешить. Мне хотелось насладиться этим моментом. Этой последней пулей, которую я готовилась пустить ему в сердце. Я была так близка к тому, чтобы сделать это, и Кенджи, - продолжаю я, - Кенджи пришлось оттаскивать меня. Потому что он понял, что я лишилась рассудка.
- Я не могу себя контролировать, - мой голос, как скрежет, как надорванная мольба. - Я не знаю, что со мной не так, что со мной происходит, и даже не знаю точно, на что я способна. Я не знаю, насколько все будет хуже. Каждый день я узнаю о себе что-то новое, и каждый день это пугает меня. Я причинила людям столько зла, - шепчу я, проглатывая рыдания, рвущиеся из горла. - И я не в порядке, Адам, я не в порядке, и тебе небезопасно находиться рядом со мной.
Он пристально смотрит на меня, настолько потрясенный, что забыл, как говорить.
- Теперь ты знаешь, что слухи правдивы, - шепчу я. - Я безумная, я монстр.
- Нет, - выдыхает он. - Нет...
- Да.
- Нет, - говорит он уже с отчаянием. – Это неправда... ты сильнее этого... я знаю, что ты сильнее... я знаю тебя, - говорит он. – За десять лет я узнал, что у тебя на сердце. Я видел, что тебе пришлось пережить, через что пришлось пройти, и я не откажусь от тебя сейчас, не из-за этого, не из-за такой...
- Как ты можешь так говорить? Как ты можешь по-прежнему верить в это, после всего... после всего того...
- Ты, - говорит он, сильнее сжимая мои руки, - одна из храбрейших, сильнейших людей, которых я когда-либо встречал. У тебя самое чистое сердце, самые лучшие намерения... - он останавливается. Глубоко, прерывисто вздыхает. - Ты – лучший человек из всех, кого я знаю, - говорит он мне. - Ты прошла через ужаснейшие испытания и выжила, сохранив свою человечность. Как же, черт возьми, - его голос ломается, - я могу отпустить тебя? Как могу уйти от тебя?
- Адам...
- Нет, - говорит он, качая головой. - Я отказываюсь верить в то, что это конец для нас. Не в том случае, если ты все еще любишь меня. Потому что ты со всем справишься, - говорит он, - а я буду ждать тебя, пока ты не будешь готова. Я никуда не уйду. Для меня не будет никого другого. Ты – единственная, кого я когда-либо желал, и это никогда, - говорит он, - никогда не изменится.
- Как трогательно.
Мы с Адамом замираем. Медленно оборачиваемся в сторону непрошеного голоса.
Он здесь.
Прямо перед нами стоит Уорнер, его руки связаны за спиной, глаза ярко горят гневом, болью, отвращением. Следом появляется Касл, который куда-то, зачем-то ведет пленного, он замечает, что Уорнер остановился и, не мигая, смотрит на нас. Адам напоминает мраморную глыбу: он не двигается, не осмеливается дышать или говорить, или отвести взгляд в сторону. А я нисколько не сомневаюсь в том, что пылаю так сильно, что уже прожарилась до состояния хрустящей картошки.
- Ты так прекрасна, когда краснеешь, - говорит мне Уорнер. - Но мне действительно хотелось бы, чтобы ты не тратила свои симпатии на того, кому приходится вымаливать твою любовь, - он кивает в сторону Адама. - Как прискорбно, - говорит он. - Должно быть, тебя безумно смущает такое положение.
- Ты, больной ублюдок, - со сталью в голосе говорит ему Адам.
- По крайней мере, я еще не лишился чувства собственного достоинства.
Касл раздраженно качает головой. Подталкивает Уорнера вперед.
- Пожалуйста, вернитесь к работе... оба, - кричит он нам, когда они с Уорнером продолжают свой путь. – Стоя здесь, вы понапрасну тратите драгоценное время.
- Катись в ад, - выкрикивает Адам Уорнеру.
- Только то, что я отправлюсь в ад, - отвечает Уорнер, - не означает, что ты хоть когда-нибудь станешь достоин ее.
И Адам не отвечает.
Он просто стоит и внимательно наблюдает за тем, как Уорнер и Касл исчезают за углом.
Глава 48
Джеймс присоединяется к нам во время вечерней тренировки.
С тех пор, как мы вернулись, он все время держится рядом, и от этого, кажется, все мы становимся гораздо счастливее. В его присутствии есть что-то обезоруживающее, очень радушное. Чудесно, что он снова с нами.
Я показывала ему, как легко я теперь могу разрушать предметы.
Кирпичи – ерунда, словно кусок пирога сжимаешь в руке. Железные трубы в моих руках сгибаются, как пластиковые соломинки. Дерево чуть хитрее, потому что, если я сломаю его неправильно, то рискую подцепить занозу. Но больше ничто не кажется мне сложным. Кенджи обдумывает новые эксперименты для моих способностей; в последнее время он пытается разобраться, могу ли я проецировать... могу ли концентрировать свою силу на расстоянии.
Вероятно, не каждую способность можно спроецировать. Лили, например, обладает невероятной фотографической памятью. Но она никогда не сможет спроецировать свою способность на кого-то другого.
Проецирование, в значительной степени, является самой мудреной вещью, которую я когда-либо пыталась сделать. Это чрезвычайно сложно и требует от человека и психических, и физических усилий. Я должна полностью контролировать свой разум, должна в точности знать, как именно мозг взаимодействует с той невидимой частичкой тела, которая отвечает за мой дар. А это, в свою очередь, означает, что я должна уметь определять источник своей силы, сосредоточить ее на определенной точке, и удерживать с ней контакт из любого места.
Это просто взрывает мой мозг.