- Можно мне тоже попробовать что-нибудь сломать? - спрашивает Джеймс. Он хватает один кирпич из кучи и взвешивает его в руке. - Может быть, я такой же супер-сильный, как и ты.
- А ты когда-нибудь ощущал супер-силу? - спрашивает его Кенджи. - Ну, знаешь, аномальную силу?
- Нет, - говорит Джеймс, - но и что-нибудь сломать я тоже никогда не пытался, - он прищуривается. - Как думаете, ребята, может, я такой же, как вы? Может, у меня тоже есть какая-нибудь сила?
Кенджи изучающе смотрит на него. Он как будто мысленно пытается в чем-то разобраться.
- Такое вполне возможно. В ДНК твоего брата явно что-то есть, а значит, и у тебя может быть.
- Правда? - Джеймс начинает подпрыгивать на месте.
Кенджи усмехается. - Я понятия не имею. Я просто говорю, что это вполне мож... нет, - вскрикивает он, - Джеймс...
- Ой, - Джеймс морщится, бросает кирпич на пол и сжимает кулак, пряча глубокий кровоточащий порез на ладони. - Думаю, я надавил слишком сильно, и он выскользнул, - говорит он, изо всех сил пытаясь не заплакать.
- Ты думаешь? - Кенджи качает головой, его дыхание участилось. - Черт, малыш, нельзя вот так просто взять и кромсать свою руку. Ты доведешь меня до чертова сердечного приступа. Иди сюда, - говорит он уже мягче. - Дай взглянуть.
- Да все в порядке, - с пылающими щеками говорит Джеймс, пряча руку за спиной. - Ничего особенного. Скоро пройдет.
- Такой порез просто так не пройдет, - говорит Кенджи. - А теперь дай мне посмотреть...
- Погоди, - перебиваю я его, уловив напряженное выражение лица Джеймса и то, как сосредоточенно он сжимает спрятанный кулак. - Джеймс... что ты имеешь в виду, говоря, что это «пройдет»? Ты хочешь сказать, что рана затянется? Сама по себе?
Джеймс удивленно моргает. - Ну, да, - говорит он. - Это всегда очень быстро проходит.
- Что? Что быстро проходит? – Кенджи теперь тоже изучающе смотрит на него, уже уловив мою теорию, и бросает на меня взгляды, произнося одними губами «Вот, черт» снова и снова, и снова.
- Когда я получаю травму, - объясняет Джеймс, глядя на нас так, словно мы лишились рассудка. – В смысле, если ты порежешься, - говорит он Кенджи, - разве это не проходит само по себе?
- Это зависит от величины пореза, - отвечает Кенджи. - Но в случае с такой глубокой раной? - он качает головой. - Мне пришлось бы промыть ее, чтобы не подцепить инфекцию, затем перебинтовать и намазать какой-нибудь мазью, чтобы не осталось рубцов. Затем, - говорит он, - где-то через пару дней рана покроется струпьями. И только после этого она начнет затягиваться.
Джеймс моргает так, будто ничего более абсурдного никогда в своей жизни не слышал.
- Дай мне взглянуть на твою руку, - говорит ему Кенджи.
Джеймс колеблется.
- Все в порядке, - говорю я. - Правда. Нам просто любопытно.
Медленно, очень медленно, Джеймс вытаскивает из-за спины сжатый кулак. Еще медленнее он разгибает пальцы, все время наблюдая за нашей реакцией. И на том месте, где лишь мгновение назад находился огромный порез, теперь нет ничего, кроме идеально-розовой кожи и маленькой лужицы крови.
- Чтоб меня! - выдыхает Кенджи. - Прости, - бросает мне извинение, и, еле сдерживая улыбку, подскакивает к Джеймсу и хватает его за руку, - но я должен отвести этого парня в медицинское крыло. Ты не против? А завтра начнем заново...
- Но мне уже не больно, - возражает Джеймс. - Я в порядке...
- Я знаю, малыш, но, поверь, тебе захочется пойти со мной.
- Но зачем?
- Как ты смотришь на то, - говорит он, ведя Джеймса к двери, - чтобы провести время с двумя чертовски симпатичными девчонками...
И они уходят.
А я смеюсь.
Я сижу в одиночестве посреди тренировочного зала, когда слышу два знакомых стука в дверь.
Я уже знаю, кто это может быть.
- Мисс Феррарс.
Я резко оборачиваюсь, но не потому, что удивилась, услышав голос Касла, а потому, что меня поразил его тон.
Суженые глаза, сжатые губы, колкие и сверкающие в тусклом свете ламп глаза – он очень, очень зол.
Вот, черт.
- Простите насчет коридора, - говорю я ему, - я не...
- Ваше публичное и крайне неуместное проявление чувств мы обсудим позже, мисс Феррарс, но прямо сейчас у меня есть к вам очень важный вопрос, и советую отвечать на него честно, настолько честно, насколько это вообще возможно.
- В чем... - я едва могу дышать, - в чем дело?
Касл прищуривается. - Только что у меня состоялась беседа с Уорнером, который сообщил, что он способен прикасаться к вам без всяких последствий, и что вы прекрасно осведомлены об этом факте.
И я думаю, Вау, у меня получилось. Мне действительно удалось умереть от сердечного приступа в семнадцатилетнем возрасте.
- Мне нужно знать, - торопливо продолжает Касл, - является ли эта информация правдивой или нет, и знать это я хочу прямо сейчас.
Мой язык утонул в клею, мои зубы, губы, нёбо – все склеилось, я не могу говорить, не могу двигаться, у меня совершенно точно случился приступ или появилась аневризма или паралич сердца или еще что-то ужасное. Я не могу ничего объяснить Каслу, потому что не в силах сдвинуть свою челюсть даже на дюйм.
- Мисс Феррарс. Сдается мне, вы не понимаете всю важность этого вопроса. Мне нужен от вас ответ, и он был нужен мне еще тридцать секунд назад.
- Я... я...
- Сегодня, мне нужен ответ сегодня, прямо сейчас, немедленно...
- Да, - выдыхаю я, краснея до мозга костей и ощущая ужасный стыд, смущение, страх. И я могу думать только об Адаме, Адаме, Адаме, о том, как сейчас Адам отреагирует на эту новость, и почему это должно происходить сейчас, зачем Уорнер вообще что-то сказал. Мне хочется убить его за то, что он поделился моим секретом, это я имела право рассказывать о нем, скрывать его, хранить его.
Касл сейчас похож на воздушный шарик, который влюбился в кнопку, он приблизился к ней слишком близко, и она навсегда уничтожила его. - Так это правда?