Выбрать главу

Адам больше не смотрит на меня, но и не отпускает. Я наклоняюсь вперед и оставляю легкий поцелуй на его сердце. Он, наконец, встречается со мной взглядом и дарит короткую, вымученную улыбку.

- Я люблю тебя, - говорю ему тихо, чтобы только он меня слышал.

Он коротко, неравномерно выдыхает, шепчет: - Ты даже понятия не имеешь, - и отстраняется. Затем разворачивается на одной ноге и бросается за дверь.

Сердце стучит в горле.

Девушки пристально смотрят на меня. Беспокоятся.

Соня хочет что-то сказать, но вдруг

щелчок

мерцание

и лампы гаснут.

Глава 4

Мои сны вернулись.

Они прекратились на некоторое время, сразу после того, как меня заперли на базе с Уорнером. Я думала, что потеряла птицу, белую птицу с золотистыми полосами в форме короны на голове. Обычно она встречала меня в моих снах, уверенно и спокойно летала, парила над миром, как будто все знала, как будто хранила секрет, о котором мы не подозревали, как будто она вела меня в безопасное место. Она была моим кусочком надежды в горькой темноте психиатрической больницы, пока я не увидела татуировку с ее изображением на груди Адама.

Было похоже на то, будто она вылетела из моих снов только затем, чтобы отдохнуть на вершине его сердца. Я подумала, что это был сигнал, послание, говорящее о том, что я, наконец, в безопасности. Что я смогу улететь и, наконец, обрету покой и приют.

Я не ожидала увидеть эту птицу снова.

Но вот она вернулась и выглядит все так же. Та же самая белая птица в том же голубом небе в той же золотой короне. Только, на этот раз, она застывшая. Хлопает крыльями на одном месте, будто пойманная в невидимую клетку, будто ей суждено повторять одни и те же движения вечно. Кажется, что птица летит: она находится в воздухе, она машет крыльями. И вроде ничто не мешает ей парить в небесах. Но она застряла.

Не может взлететь.

Не может упасть.

Я видела один и тот же сон, каждую ночь, всю прошлую неделю, и каждый раз в семь утра я просыпалась, дрожа, изо всех сил хватая ртом ледяной воздух, пытаясь успокоить бешеное биение сердца в груди.

Пытаясь понять, что это означает.

Я выползаю из кровати и облачаюсь в тот же самый костюм, что ношу каждый день; единственный предмет одежды, который у меня есть. Его цвет – насыщенно-фиолетовый, почти черный. Ткань мягко блестит, слегка переливается на свету. Костюм представляет собой единое целое от шеи до запястий и лодыжек, он плотно прилегает, но совсем не жмет.

Я двигаюсь, как гимнастка, в этом наряде.

Еще у меня есть ботинки из прочной кожи: они идеально повторяют форму моих ног и придают беззвучность шагам. И черные кожаные перчатки, которые защищают меня от прикосновения к чему-либо. Соня и Сара одолжили мне одну из своих резинок для волос, и впервые за много лет я смогла убрать волосы с лица. Я делаю высокий хвост и без посторонней помощи умею застегиваться на молнию. В этом костюме я чувствую себя необычно. Я чувствую себя непобедимой.

Это Касл подарил его мне.

Он специально разработал его для меня, еще до того, как я приехала в Омега Поинт. Он подумал, что мне понравится, наконец, иметь наряд, который защитит меня и других от самой себя, и одновременно даст мне возможность навредить другим. Если я захочу. Или буду вынуждена. Этот костюм сделан из какого-то специального материала, который, предположительно, охлаждает меня в жару и согревает, когда холодно. До сих пор это было прекрасно.

До сих пор, до сих пор, до сих пор

Я иду завтракать в одиночестве.

Соня и Сара всегда уходят до того, как я просыпаюсь. Они бесконечно работают в медицинском крыле - и они не только лечат раненых, но также постоянно трудятся над созданием противоядий и лекарств.

Единственный раз, когда мы разговаривали, Соня объяснила мне, что некоторые виды энергии можно исчерпать, если мы будем слишком усердствовать; мы можем так истерзать свой организм, что он просто сломается. Девочки сказали, что они хотят научиться создавать лекарства, которые можно будет использовать в случае множественных повреждений, когда они не смогут исцелить все за один раз. Их, в конце концов, только двое. А война кажется делом неизбежным.

Головы как обычно поворачиваются в мою сторону, когда я захожу в столовую.

Я зрелище, аномалия даже среди аномалий. Я должна была привыкнуть к этому, после стольких лет. Я должна была стать более жесткой, искушенной, равнодушной к чужому мнению.

Я должна много чего.

Я расслабляю глаза, прижимаю руки к бокам, и притворяюсь, будто я не в состоянии оторвать взгляд от того маленького знака на стене в пятидесяти футах от меня.

Я делаю вид, что я просто цифра.

Ни одной эмоции на лице. Губы совершенно неподвижны. Спина прямая, руки расслаблены. Я робот, призрак, скользящий сквозь толпу.

Шесть шагов вперед, пройти пятнадцать столов, 42, 43, 44 секунды, и далее.

Я боюсь

Я боюсь

Я боюсь

Я сильная.

Еда подается всего три раза в течение дня: завтрак с семи до восьми утра, обед с двенадцати до часу, и ужин с пяти до семи вечера. Ужин длится часом дольше, потому что это конец дня, это наша награда за усердную работу. Но прием пищи - это не сказочное, роскошное событие, в отличие от обеда с Уорнером. Здесь мы просто стоим в длинной очереди, разбираем предварительно наполненные миски и идем в сторону обеденной зоны, которая является обычным рядом прямоугольных столов, стоящих друг за другом по всей комнате. Если нет ничего лишнего, значит, ничто и не тратится впустую.

Я взглядом нахожу Адама, стоящего в очереди, и иду в его сторону.

68, 69, 70 секунд, и далее.

- Эй, красотка, - что-то комковатое ударяет меня в спину и падает на пол. Я оборачиваюсь - мое лицо сокращает все сорок три мышцы и уже готово нахмуриться - но тут я вижу его.

Кенджи.

Широкая, открытая улыбка. Глаза цвета оникса. Волосы более темные, прямые и остриженные, лезут прямо в глаза. Его челюсть дергается, губы тоже дергаются, и резкие линии скул так и норовят расплыться в улыбке. Он таращится на меня так, будто я хожу с туалетной бумагой в волосах, и я невольно задумываюсь, почему я не встречалась с ним с тех пор, как мы сюда попали. Ведь он, фактически, спас мою жизнь. И жизнь Адама. И Джеймса тоже.

Кенджи наклоняется, чтобы подобрать нечто, похожее на пучок связанных носков. Он взвешивает их в руке, как будто снова хочет бросить в меня.