Это дом.
Тот самый дом на нерегулируемой территории, выкрашенный в цвет морской волны, единственный традиционный, жилой дом в радиусе пятисот миль. Именно тот дом, который, как упоминал Кенджи, может оказаться ловушкой; дом, где, как я была уверена, произойдет встреча с отцом Уорнера, а затем меня озаряет. Будто кувалдой бьет. Сносит скоростным поездом. Понимание сокрушает мой разум.
Должно быть, Андерсон находится здесь. Должно быть, он хочет убить меня своими руками.
Я – особый заказ.
Они звонят в дверь.
Я слышу шарканье ног. Слышу скрипы и треск. Слышу гуляющий по миру ветер, и, наконец, вижу свое будущее, я вижу Андерсона, пытающего меня до смерти самыми невозможными способами, и отчаянно придумываю, как буду выкарабкиваться из этой ситуации. Андерсон слишком умен. Он, вероятнее всего, прикует меня к полу цепями и будет отрезать все конечности одну за другой. И, наверняка, он будет наслаждаться этим зрелищем.
Он отворяет дверь.
- Аа! Джентльмены, безмерно вам благодарен, - произносит он. - Прошу, следуйте за мной.
Я чувствую, как солдат, держащий меня на руках, слегка пошатывается под весом моего промокшего, ослабевшего, внезапно отяжелевшего тела. Я начинаю ощущать холод, просачивающийся внутрь костей, и понимаю, что слишком долго бегала под проливным дождем.
Меня всю трясет, и дело вовсе не в страхе.
Я вся горю, и дело тут не в гневе.
Меня так сильно лихорадит, что даже, если бы у меня были силы защитить себя, я не уверена, что смогла бы сделать все как надо. Поразительно, сколько путей могут привести меня сегодня к концу.
Андерсон пахнет богатством и благополучием; я чувствую его запах даже несмотря на то, что нахожусь в других руках, и этот запах тревожно-приятный. Он закрывает за нами входную дверь, попутно приказывая солдатам возвращаться к службе. Что для них, в общем-то, означает: идите и убейте еще больше народу.
Кажется, у меня начинаются галлюцинации.
Я вижу теплый камин – о таком я только в книжках читала. Вижу уютную гостиную, уставленную мягкими, плюшевыми кушетками, и пол, украшенный толстым восточным ковром. Я вижу каминную полку с фотографиями, которые не могу разглядеть, и Андерсон просит меня проснуться, говорит, что мне необходимо принять ванну, что я сильно испачкалась, и так дело не пойдет. «Мне нужно, чтобы ты была в сознании и все понимала, иначе будет совсем не интересно», - говорит он, и я уверила в то, что схожу с ума.
Я чувствую гулкое «бух, бух, бух» тяжелых шагов, поднимающихся по лестнице, и осознаю, что мое тело движется вместе с ними. Я слышу скрип открывающейся двери, затем шарканье еще чьих-то ног, и слова, которые я уже не могу разобрать. Кто-то что-то кому-то говорит, и я валюсь прямо на холодный, твердый пол.
Я слышу собственное хныканье.
- Осторожнее, не дотрагивайтесь до ее кожи, - единственная фраза, которую я могу разобрать в едином потоке слов. Еще «ванная» и «спать», и «утром», и «нет, вряд ли», и «отлично», и я слышу, как захлопывается еще одна дверь. Прямо рядом с моей головой.
Кто-то делает попытку снять мой костюм.
Я так резво подскакиваю, что становится больно; чувствую, как что-то прожигает мое нутро, мою голову, бьет по глазам, я сейчас похожа на какую-то дикую непонятную массу. Я не могу вспомнить, когда в последний раз ела, и я точно не спала уже более суток. Я насквозь промокла, моя голова раскалывается от боли, мое тело скручивали, его топтали, у меня болит все и везде. Но я не собираюсь позволить какому-то чужаку снимать с меня одежду. Я лучше умру.
Но голос, который я слышу, принадлежит вовсе не мужчине. Он звучит мягко и нежно, по-матерински. Она обращается ко мне на языке, которого я не понимаю, но, может быть, все дело в моей голове, которая совершенно перестала соображать. Она бормочет что-то успокаивающее и кругами растирает мне спину. Я слышу звук льющейся воды, чувствую струящийся вокруг меня жар, он окутывает меня своим теплом, и я думаю: наверно, это ванная комната или просто бадья для помывки, а ведь я не принимала горячий душ с тех самых пор, как попала в штаб-квартиру Уорнера.
Я пытаюсь открыть глаза и терплю поражение.
На мои веки будто накинули две наковальни, и все вокруг черное и беспорядочное, и запутанное, и утомительное, и я лишь в общих чертах понимаю, что со мной происходит.
Я всматриваюсь через щелочки глаз и вижу везде только сияющий фарфор, из которого и сделана эта, по моим предположениям, ванна; я переползаю через край, несмотря на протесты в своем ухе, и с трудом вскарабкиваюсь внутрь.
Полностью одетая, в перчатках, ботинках, костюме, я погружаюсь прямиком в горячую воду: такое немыслимое наслаждение я совершенно не ожидала испытать.
Мои кости начинают оттаивать, зубы постепенно перестают стучать, а мышцы учатся расслабляться. Мои волосы плавают вокруг лица, я чувствую, как они щекочут мой нос.
Я погружаюсь под воду.
Я засыпаю.
Глава 68
Я просыпаюсь в постели, сотканной из небес, в одежде, принадлежащей какому-то парню.
Мне тепло и уютно, хотя я по-прежнему чувствую ломоту в костях, головную боль и замешательство, туманящее разум. Я сажусь, осматриваюсь по сторонам.
Я нахожусь в чьей-то спальне.
Я запуталась в оранжево-голубых простынях с рисунком маленьких бейсбольных перчаток. Небольшой столик с отодвинутым в сторону стулом, комод и коллекция пластиковых трофеев, безупречно ровными рядами выставленных на крышке верхнего ящика. Простая деревянная дверь с традиционной латунной ручкой – должно быть, она ведет в коридор; набор раздвижных зеркал, за которыми, видимо, скрывается шкаф. Я перевожу взгляд направо и замечаю небольшую прикроватную тумбочку с будильником и стаканом воды, который я тут же хватаю.
Мне почти стыдно, что я так быстро осушаю его.
Выбравшись из постели, я замечаю на себе темные тренировочные шорты, слишком низко сидящие на бедрах, - боюсь, как бы они совсем не свалились. Серая рубашка с каким-то логотипом - я в ней просто утопаю. Нет ни носков, ни перчаток, никакого нижнего белья.
На мне нет ничего.
Я раздумываю, можно ли мне выйти из комнаты, и решаю, что попробовать стоит. Понятия не имею, что я тут делаю и почему я еще не мертва.
Я застываю перед зеркальными дверями.
Мои волосы начисто вымыли, и теперь они густыми, мягкими волнами обрамляют лицо. Кожа сияет и, за исключением нескольких царапин, кажется относительно нетронутой. Я широко раскрыла глаза: причудливое, яркое сочетание зеленого и голубого моргает мне в ответ, удивленное и удивительно бесстрашное.