- Пойдем, - черный шаман махнул костлявой рукой. – Посмотришь.
Ася решила, что терять ей особо уже нечего и покорно выбралась из лодки. Жара окутала ее, как полог, стало тяжело дышать, но молодой, хоть и порядком измученный организм, все-таки справился.
Как только перестало темнеть в глазах, она зашагала по улице вслед за скелетом. Интересно, привлекал он внимание у местных? Ведь не каждый же день разгуливают по деревне мертвые саамы в грязных гнилых балахонах? Или на севере это дело обычное?
Собаки молчали.
Ленин, волочивший по пыльной дороге хвост, тоже не проявлял особого интереса к тому, что его окружало. Они прошли до дома тетки, потом шаман остановился и сел на колоду возле забора.
- Иди, - он махнул рукой в сторону крыльца. – Сама все увидишь.
- А они меня? – забеспокоилась Ася.
Черный кивнул черепом в сторону дворняги, кажется, той же самой, что и теперь сиделана цепи возле теткиного дома. Собака дрыхла, опустив на лапы голову, и никакого внимания на гостей не обращала. Ленин подошел к ней, задумчиво поглядел и прикусил за хвост. Реакции не последовало.
- Это настоящий мир? - спросила Ася.
То, что на нее ничто не реагировало, ужасно напоминало тот остров, где рушились оставленные учениками ветхие корпуса, и видеть ее могли только Ян с отцом. Мертвый покинутый людьми мир.
- Это память, - пояснил скелет.
- Как фильм?
Саам призадумался, очевидно, разыскивая смысл этого слова среди чужих воспоминаний, потом кивнул.
- Ну да, как фильм.
- И ничего нельзя изменить?
- Нельзя, - подтвердил он. – Иди.
Крыльцо под ногами скрипнуло – но как-то приглушенно. В сенцах было душно, в лучиках света, проникавших через щели, вилась пыль. Ей там и пахло, а еще – какими-то травами, что пучками свисали сверху, они подвяли, но еще не высохли полностью. Ася осторожно взялась за дверь, гадая, какую реакцию вызовет ее вторжение, и приоткрыв, заглянула в дом.
В доме стояла тишина.
Окна задернуты вышитыми белыми занавесками, на столе от мух прикрыты полотенцами какие-то тарелки и горшки, а на лежанке у печи под легким лоскутным одеялом лежала какая-то женщиина.
Ася не сразу ее узнала.
Она помнила мать сильной, крупной телом, пугающе энергичной, несмотря на то, что ни разу не встречала ее живой. Марина походила на первобытную воительницу, особенно, когда верхом на динозавре ворвалась в кабинет директора. Да и когда отпугивала черного шамана с его свитой, паля из «калаша», тоже производила немалое впечатление.
Но здесь она была другой.
Исхудавшая почти до прозрачности, небольшого роста, с огромными черными тенями вокруг глаз. Даже рыжина ее волос поблекла.
Марина спала, а может быть, находилась в беспамятстве.
Ася, дрожжа, подошла к ней, со страхом глядя на крошечную фигурку под одеялом.
Это не могла быть ее мать, и все-таки, была.
- Ты врешь, - прошептала она, обращаясь к черному шаману.
- Ты знаешь, что нет, - ответил он в ее голове.
- Что с ней?
Шаман не отвечал.
Шаги в сенцах заставили Асю вздрогнуть и заметаться. Кто войдет сейчас? Что ему говорить? Она огляделась в поисках убежища и, не придумав ничего лучше, залезла на полати, где схоронилась за цветастой занавеской.
Оттуда, как вор, смотрела она, как в дом входит отец.
Он был таким же полупрозрачным, как и его жена. Седые волосы торчали во все стороны, лицо потемнело от загара, руки – израненные, с черной каемкой вокруг обломанных ногтей, тряслись. Сорьонен выглядел, как сосед после недельного запоя. Ася встряхнула головой и сжала челюсти. На печи было пыльно, она боялась, что чихнет и выдаст себя.
- Слушай, - напомнил о себе Черный. – Просто слушай.
Сорьонен прошелся по комнате, словно что-то пытаясь найти, но взгляд ни за что не цеплялся. Потерянный скользнул он равнодушно по иконам в углу, по занавешенному окну, по горшкам на столе, мазнул по печи – Ася сьежилась и застыла. Отец ее не заметил, и, тяжело вздохнув, опустился на корточки возле лежанки.
Минуту, может две молча смотрел на женщину, потом осторожно поправил рыжую прядь надо лбом.
- Марина, - тихо сказал он. – Слышишь меня?
Ася отметила, что отец говорил по-русски, с едва заметным акцентом, но скорее все-таки чисто. Голос его звучал как-то хрипло, будто бы он долго до этого где-то в лесу орал. Или выл. Сразу представился большой белый волк с голубыми глазами, тот самый. Ася задержала дыхание, когда услышала слабый голос матери.
- Кари.
Имя отца прозвучало почти невесомо.
Ася похолодела от мысли – Марина умирает и знает это. Очень давно.
Ее уже почти взрослая дочь из другого времени и места сцепила зубы, чтобы не расплакаться и не зашмыгать носом из-за занавески.
- Я хочу кое-что попробовать, - сказал доктор. – Знаю, ты не веришь в такие штуки... Это, конечно, не так логично и понятно, как твои механизмы, но и эта страна сильно отличается от твоего родного Востока. Здесь все другое. Земля, лес, камни – это все не просто камни. Они живые. Знаю, звучит, как какой-то первобытный бред, как сказки... У вас ведь есть на Востоке сказки, верно? Как и у нас. Я и сам раньше думал – ерунда, просто рассказы стариков, но с тех пор случилось много того, что я не смог бы объяснить никак иначе.
Чуть отогнув занавеску Ася видела, что отец держит мать за руку. Очень бережно.
- Я до сих пор не уверен до конца, прав или ошибаюсь. Но я должен попробовать, понимаешь? Я не могу потерять тебя.
- Так судил бог, - сказала Марина. – Я готова.
- А я не готов! – повысил голос доктор. – Я так долго был где-то далеко, когда нужен был тебе! Я и теперь прокрался сюда, как вор, как беглый каторжник - в собственный дом! И я ничего, уже ничего не могу сделать для тебя, как врач!
Марина тяжело закашлялась, и Ася увидела, как на почти бесплотной руке, которую та прижала ко рту, показалась темная кровь.
- Туберкулез, - вспомнился Достоевский, которого Ася нехотя читала в школе.
Кажется, туберкулезом тогда болели почти все. И выходит, ее мать – тоже. Но почему тогда черный шаман сказал, что отец ее убил? Что-то не сходилось.
- Дай мне попытаться, - сбавив тон, попросил доктор. – Как врач, я первый себя осмеял бы за это. Но Тао Мэй, помнишь, я тебе о нем рассказывал... он поддержал бы мою идею. Наверняка бы, поддержал.
Наверное, мать кивнула, потому что голос Сорьонена обрел уверенность.
- Мы попробуем, - заключил он. – Сегодня же ночью. Кажется, новолуние – хорошее время.
Марина снова закашлялась.
- Будь что будет, - наконец, произнесла она. – Делай, как хочешь.
И в ее слабом голосе Асе послышалась обреченность.
Отец больше не тратил время на убеждения, да и этот короткий разговор явно утомил Марину. Ася с полатей подглядывала за бурной деятельностью, которую развел доктор. Он бегал по избе, перебирал посуду, кухонный инвентарь, потом вывалил на пол содержимое невероятно грязного и затасканного вещмешка. На чисто выскобленных досках появились те самые пакетики из цветного шелка, тоже повидавшие жизнь. Сорьонен принялся нюхать их, перекладывать, периодически глядя на жену будто бы в поисках поддержки.
Отец словно хотел услышать от нее, что все делает верно – выбрал нужный горшок, нужную деревянную ложку и правильные мешочки с травами, но Марина ничем не могла ему помочь. Она лежала безучастно и, кажется, снова провалилась в тяжелый летаргический сон.
Ася позвала черного шамана:
- Ты знаешь, что он хочет сделать?
- Он не знает толком и сам, - с готовностью отозвался скелет в ее голове. – Иначе бы у него получилось.
- Он призовет тебя?
- Тысячу тысяч.
- Но он ведь не родился?
- Это не преграда, а вопрос цены, - уклончиво ответил Черный. – И он ее заплатил.
- Этого не исправить?
- Нет. Сиди и смотри.
Ася задержала дыхание.
- Мне страшно, - честно сказала она. – Я бы уже ушла отсюда. Зачем смотреть, если ничего не можешь изменить?