— Ну как ты? Веришь, что наконец дома?
— А я никогда не сомневался, что рано или поздно это должно будет произойти. Я был убежден в этом и верил, что ни Родина, ни Служба не оставят меня в беде. А когда узнал о сбитом американском самолете-разведчике и осуждении Пауэрса, то не только уверовал, что освобождение состоится, но и стал подсчитывать сроки, когда это может произойти.
— Ну и как, вычислил?
— Конечно, вычислил. Я буквально подсчитывал дни. Когда же был приглашен в тюремную администрацию, а затем доставлен на аэродром, и самолет поднялся в воздух (а это было ночью накануне), я по звездам определил направление движения. Хотя о цели полета мне никто ничего не говорил, я понял, что дело идет к освобождению — самолет летел на Восток!
— Но это, Вилли, не единственный для тебя сегодня сюрприз.
— А что еще? — насторожился он.
— Через полчаса ты встретишься с женой и дочерью.
— Не может быть! Они здесь?!
— Да, здесь. Мы специально организовали их приезд в Берлин.
— Огромное вам спасибо. Такого я при всем своем желании не мог предполагать. Надо же, через каких-нибудь полчаса я их увижу, — радовался он.
— Но и это еще не все, Вилли. Твое поведение при аресте, а затем и во время суда высоко оценено советским правительством. Ты по представлению службы награжден орденом Боевого Красного Знамени.
— Спасибо за все, — только и вымолвил он, прослезившись.
В девять утра мы уже были в Берлине. Жена и дочь встретили Рудольфа Ивановича с букетами цветов на улице перед виллой. Еще за завтраком им сообщили о предстоящем обмене и назвали ориентировочное время нашего приезда в Карлсхорст. Радость их встречи невозможно описать словами. Мы все, чтобы не мешать им, остались сидеть в машинах. Только Николай Алексеевич Корзников, на правах самого близкого (из всех присутствовавших) этой семье человека, вышел из машины и вместе с ними вошел в дом.
В этот же день, несколькими часами позже, Рудольф Иванович Абель, его жена Елена Степановна и дочь Эвелина вместе с руководством Аппарата Уполномоченного и всеми, кто принимал участие в операции, встретились за праздничным столом. Перед встречей, пока Рудольф Иванович принимал ванну и отдыхал, двое сотрудников, один из которых более или менее соответствовал по комплекции Абелю, побывали в берлинских магазинах, где приобрели для него все необходимое, начиная от носков, белья и обуви и кончая верхней одеждой.
В результате на обеде Рудольфа Ивановича было не узнать. В строгом костюме и белоснежной сорочке с галстуком он выглядел свежим и, я бы даже сказал, торжественным. Мы сидели, словно завороженные, боясь пропустить хоть слово из того, что поведал нам Абель. А говорить пришлось, естественно, в основном ему. Мы же желали ему только хорошего отдыха, быстрейшего восстановления сил и возвращения к делам.
Вечером того же 10 февраля Рудольф Иванович вместе с семьей поездом Берлин — Москва отбыл домой на Родину.
Спустя два месяца, в соответствии с имевшей место договоренностью, был освобожден и депортирован с территории Советского Союза и второй «довесок» к Абелю. На этом была поставлена точка в деле, которое на протяжении почти пяти лет было главным в работе большой группы оперативных работников как в Центре, так и за рубежом.
По прибытии в Москву Рудольф Иванович был принят руководством КГБ и разведки, встретился с коллективом своего подразделения, прошел медицинское обследование и рекомендованный врачами курс реабилитации, отдохнул с семьей в одном из санаториев на берегу Черного моря и, как все мы ему и желали, приступил к работе.
Моя же очередная встреча с Рудольфом Ивановичем, о которой мне также хочется рассказать, произошла пять лет спустя, летом 1967 года, незадолго до моего отъезда из Берлина. Рудольф Иванович прибыл в Берлин в качестве личного гостя Министра государственной безопасности ГДР Эриха Мильке. По времени визит был непродолжительным, всего несколько дней, но необычайно теплым и до предела заполненным знака. ми внимания к гостю со стороны хозяев.