Сашка вылез из моря, отряхнулся, как щенок, сморщил облупленный нос и спросил:
— Купаться будешь?
— Нет, — сказала Варя. — У меня беда: галстук потеряла.
— Вот чепуховина.
— Совсем не чепуховина. Что я маме скажу?
— Ерунда! Купи новый, и всё тут… В универмаге галстуки продают, хоть тыщу штук покупай. Нашла чего переживать. Айда, отведу в универмаг, недалеко.
Сашка из всего умел с лёгкостью находить самый простой выход. Сашка мгновенно принимал решения, и всегда в его голосе звучала убеждённость, которой трудно было сопротивляться. Сашка никогда ничего подолгу не переживал, ничего особенно не жалел: если бы Варя сказала, что она не галстук потеряла, а его, Сашкины, марки, Сашка и тогда, наверное, только причмокнул бы с сожалением языком и сказал бы:
«Ну и ладно, поканючу — отец целый альбом купит».
А Варя на его месте очень огорчилась бы. Она берегла вещи, потому что знала, как трудно доставалась каждая из них маме: ведь зарплата у неё не очень большая.
— Ладно, пошли, — угрюмо согласилась Варя.
К универмагу они подъехали на трамвае. Ехали они зайцем. Кондукторша заметила их, но ничего не сказала. Они ехали, а она молча смотрела на них. И они смотрели на неё невинными, непонимающими глазами. И оттого, что кондукторша молчит, оттого, что она, Варя, строит равнодушную рожу и Сашка строит равнодушную рожу, Варе было противно и стыдно. Вот она так же будет глядеть и на маму — честными глазами, — когда купит новый галстук. У неё не хватит сил сказать правду, она станет врать, и ей будет так же противно и стыдно, как сейчас. Ещё противнее. Впрочем, Варя не очень-то верила Сашке, что пионерский галстук можно так просто купить.
Наверное, справку потребуют из школы или ещё что-нибудь.
Варя всего три месяца назад стала пионеркой. Всего три месяца назад. И думала, что в магазине можно купить кастрюлю, ботинки, штаны, но нельзя купить пионерский галстук, потому что галстук, как знамя, не продаётся и не покупается.
Но Сашка был прав — Сашка знал всё на свете и был взрослее Вари. В универмаге продавались и знамёна, и галстуки, и барабаны, и горны. Всё, что хочешь. Знамя, которое с такой торжественностью выносили в лагере на пионерский костёр, знамя, у которого не раз с таким трепетом стояла в карауле Варя, которое так берегли, так стерегли, это знамя было, наверное, тоже куплено здесь, в универмаге.
А вот и галстуки лежат, и не надо никаких справок, покупай кто хочет, хоть сто штук бери. Варя была мала, она только три месяца была пионеркой, она ещё не знала, что галстук можно носить не на шее, а в кармане, что его можно вообще не носить, как это делают некоторые ребята.
Галстуки лежали на прилавке.
Варя разозлилась. Она с ненавистью смотрела на продавщицу, которая торговала галстуками. Наколет чек — завернёт галстук, наколет чек — завернёт: «Пожалуйста, заходите ещё».
Варя была мала, она три месяца только была пионеркой, поэтому всё, что происходило сейчас перед её глазами, казалось ей невероятным. И хотя она видела, что можно купить то, что не должно продаваться, она ничего не купила.
— Дура, — сказал Сашка, когда они вышли из универмага. — Ну хочешь, я тебе свой отдам?
Он был добрый, отзывчивый, Сашка. Но Варя покачала головой:
— Не надо. Я поеду, свой отыщу.
Она узнала, что «Агат» придёт через два часа, а в обратный путь отправится ещё через час, высчитала, что за три часа вполне сумеет съездить в лагерь на поезде.
Денег на билет у Вари не было — ей предстояло ехать зайцем, да и вообще она ещё никогда не ездила в поезде, и поэтому ей было не то чтобы страшно, но беспокойно как-то и тоскливо.
Перронные часы показывали пять, когда подошёл пригородный поезд.
Варя забралась в последний вагон, решив, что если подойдёт контролёр, то начнёт он с первого вагона и пока доберётся до последнего, она успеет сойти.
Вагон скрипел, продираясь сквозь дождь, оставляя за собой мокрую, унылую землю. Было скучно, холодно, тоскливо. А поезд всё ехал и ехал.
Он останавливался иногда на пустых станциях, подолгу стоял, потом нехотя дёргался и снова катился мимо безлюдных деревень, мимо серых вздувшихся речек, гремел по мостам.
И уже сумеречно становилось у горизонта.
Он плёлся как черепаха, этот поезд. Скорей бы он ехал, поезд, скорей бы, ведь так можно дождаться и контролёра.
И Варя дождалась контролёра.
Их вошло двое — мужчина и женщина.