1. Оррорин и/или Тумаи ходили на четырех лапах. Это не невероятно, но остальные три возможности предполагают, для целей обсуждения, что это не так. Если мы примем вариант 1, проблема просто исчезнет.
2. После Сопредка 1, ходившего, как и шимпанзе, на четырех лапах, произошел чрезвычайно быстрый эволюционный рывок. Более человекоподобные Тумаи и Оррорин развили двуногость так быстро после Сопредка 1, что разделение по датам не может быть легко разрешено.
3. Человекоподобные черты, такие как двуногость, эволюционировали не раз, возможно, много раз. Оррорин и Тумаи могут представлять более ранние случаи, когда африканские человекообразные обезьяны экспериментировали с двуногостью, и, возможно, другими человеческими признаками также. Согласно этой гипотезе, они могли действительно предшествовать Сопредку 1, хотя и будучи двуногими, а наша собственная линия будет представлять более позднее покушение на двуногость.
4. Шимпанзе и гориллы произошли от более человекоподобных, даже двуногих предков, и вернулись к ходьбе на четвереньках позже. По этой гипотезе, скажем, Тумаи мог быть Сопредком 1.
Все три последние гипотезы имеют трудности, и многие эксперты заставляют сомневаться либо в датировке, либо в предположительной двуногости Тумаи и Оррорина. Но если мы временно их примем и посмотрим на эти три гипотезы, предполагающие древность двуногости, нет существенной теоретической причины для предпочтения или исключения любой из них. Мы еще узнаем из "Рассказа Галапагосского Вьюрка" и "Рассказа Двоякодышащей Рыбы", что эволюция может быть чрезвычайно быстрой или чрезвычайно медленной. Итак, теория 2 не неправдоподобна. "Рассказ Сумчатого Крота" научит нас, что эволюция может повторить свой путь или пойти удивительно параллельными путями более чем в одном случае. В таком случае, нет ничего неправдоподобного и в теории 3. Теория 4, на первый взгляд, кажется самой неожиданной. Мы так привыкли к идее, что мы "произошли" от обезьян, что теория 4, кажется, ставит телегу впереди лошади, и может, кроме того, даже оскорбить человеческое достоинство (по моему опыту она часто хороша для смеха). Кроме того, существует так называемый Закон Долло, который утверждает, что эволюция никогда не обращается вспять, и может показаться, что теория 4 нарушает его.
"Рассказ Слепой Пещерной Рыбы", в котором речь идет о законе Долло, убедит нас, что последний вариант — не тот случай. Нет ничего принципиально неверного в Теории 4. Шимпанзе на самом деле могли пройти через более гуманоидную, двуногую стадию, прежде чем вернуться к четвероногой обезьянности. Между прочим, это предположение было возрождено Джоном Гриббином и Джереми Черфасом (John Gribbin and Jeremy Cherfas) в их двух книгах "Загадка обезьяны" и "Первый шимпанзе". Они зашли настолько далеко, что предположили, что шимпанзе происходят от грацильных австралопитеков (как Люси), а гориллы – от массивных австралопитеков (как "Милый Мальчик"). Для такого шокирующего, радикального предположения они приводят удивительно хорошие доводы. Они сосредотачивают внимание на объяснении человеческой эволюции, которое долгое время было широко признанным, хотя не без разногласий: люди – юные обезьяны, которые стали половозрелыми. Или, говоря иначе, мы похожи на шимпанзе, которые никогда не вырастают.
"Рассказ Аксолотля" разъясняет теорию, известную как неотения.В кратком изложении, аксолотль – переросшая личинка, головастик с половыми органами. В классическом эксперименте Вилема Лауфбергера (Vilém Laufberger) в Германии гормональные инъекции заставили аксолотля превратиться во вполне взрослую саламандру, принадлежащую виду, который никто прежде не видел. Более известный в англоговорящем мире, Джулиан Хаксли (Julian Huxley) позже повторил этот эксперимент, не зная, что он был уже сделан. В эволюции аксолотля взрослая стадия была обрубленным концом жизненного цикла. Под влиянием экспериментально введенного гормона аксолотль, наконец, вырос, и была воссоздана взрослая саламандра, предположительно, никогда прежде не виданная. Недостающая последняя стадия жизненного цикла была восстановлена.
Урок не пропал даром для младшего брата Джулиана, писателя-романиста Олдоса Хаксли.
Его "После многих весен" был одним из моих любимых романов, когда я был подростком. Роман о богатом человеке, Джо Стойте, напоминающем Уильяма Рэндольфа Херста и собирающем предметы искусства с тем же жадным безразличием. Его строгое религиозное воспитание наложило на него страх смерти, и он нанимает и оснащает блестящего, но циничного биолога, доктора Сигизмунда Обиспо, чтобы исследовать, как продлить жизнь вообще и жизнь Джо Стойта в частности. Джереми Пордэдж, (истинный) британский ученый, был нанят, чтобы занести в каталог некоторые рукописи восемнадцатого столетия, недавно приобретенные оптом по дешевке для библиотеки мистера Стойта. В старом дневнике, сохраненном Пятым графом Гонистера, Джереми делает сенсационное открытие, о котором он сообщает доктору Обиспо. Старый граф был помешан на преследовании вечной жизни (нужно есть сырые рыбьи кишки), и нет никаких свидетельств, что он когда-либо умирал. Обиспо берет все более и более капризного Стойта в Англию в поисках останков Пятого графа... и находит его все еще живым в 200 лет. Суть в том, что он, наконец, вполне развился из младенца обезьяны, кем являемся все мы, в совершенно взрослую обезьяну: четвероногую, волосатую, гадкую, мочащуюся на пол, напевающую в гротесковой манере искаженный остаток арии Моцарта. Дьявольский доктор Обиспо вне себя, с ликующим смехом и, очевидно, познакомившийся с работой Джулиана Хаксли, говорит Стойту, что тот может начать с рыбьих кишок завтра.